Я хорошо это помню. Как она медленно опускала правую руку в карман джинсов.
– Когда ты ушла, я начала умолять его оставить тебя в покое, – говорит Ингрид. – А потом распылила ему в глаза перцовый баллончик. И убежала. Не взяла с собой ничего. Времени не было. Пришлось все оставить в квартире. Телефон. Одежду. Деньги. Единственное, что у меня оставалось, – ключи, и я бросила их прямо в лобби, потому что знала, что вернуться уже не смогу.
Дверь приоткрывается, и в раздевалку заглядывает Бобби.
– Дамы, пора закругляться, – говорит она. – Я не могу торчать тут весь вечер. Мою койку займут.
Мы с Ингрид возвращаемся в спортзал, где народу заметно прибавилось. Бобби права. Все койки заняты. На некоторых спят, читают или просто смотрят в никуда. На некоторых активно общаются – сидят вместе, смеются и болтают. Глядя на всю эту суматоху, я понимаю, почему Ингрид проводила все это время на вокзалах и других людных местах. Вместе безопасней.
Для нас.
Но не для другого временного жильца, который остался в Бартоломью в одиночестве.
За этой мыслью следует другая. Такая ужасная, что у меня перехватывает дыхание.
Я достаю телефон и нахожу в истории браузера календарь фаз луны.
Ввожу месяц.
Ввожу год.
Увидев результат, я невольно вскрикиваю. Все вокруг с недоумением оборачиваются ко мне. Ингрид и Бобби подходят ближе.
– Что случилось? – спрашивает Ингрид.
– Мне нужно идти. – Я спешу к выходу. – Оставайся с Бобби. Не верь никому, кроме нее.
Ингрид кричит мне вслед:
– Куда ты?
– В Бартоломью. Нужно предупредить Дилана.
За считанные секунды я вылетаю из спортзала, а затем – из приюта, на улицу, где в небе по-прежнему висит яркая полная луна.
Второе полнолуние за этот месяц.
Ночь голубой луны.
42
Я беру такси до Бартоломью, хотя у меня нет на это денег.
В кошельке у меня пусто.
На счету тоже.
Но сейчас скорость важнее всего. Я мысленно выделила двадцать минут на то, чтобы доехать до Бартоломью, взять самое необходимое, поговорить с Диланом и сбежать куда подальше. Никаких объяснений. Никаких прощаний. Туда и обратно, и бросить ключи в лобби перед уходом.
Но я уже выбиваюсь из графика. На Восьмой авеню – огромная пробка. За пять минут мы проезжаем всего два квартала. Я сижу на заднем сиденье, дрожа от страха и нетерпения. Трясущимися руками я беру телефон и звоню Дилану.
Один гудок.
Стоит красному свету смениться зеленым, такси стремительно трогается с места.
Второй гудок.
Мы проезжаем еще один квартал.
Третий гудок.
Еще квартал. Осталось всего шестнадцать.
Четвертый гудок.
Проехав еще один квартал, такси резко тормозит на светофоре. Меня швыряет вперед – я едва избегаю удара о плексигласовую перегородку между водителем и пассажирами. Телефон выпадает из моих дрожащих рук.
Упав на пол, он по-прежнему продолжает звонить. Потом гудки сменяются голосом Дилана на автоответчике.
– Это Дилан. Вы знаете, что делать.
Я хватаю телефон с пола и практически кричу в трубку:
– Дилан, я нашла Ингрид. Она в порядке. Мы не знаем, где Эрика. Но тебе нужно убираться оттуда. Сейчас же.
Водитель удивленно поглядывает на меня через зеркало заднего вида. Приподнятые брови. Наморщенный лоб. Уже жалеет, что согласился меня отвезти. А через пару минут начнет жалеть еще сильней.