За что?

Совершенно естественно, что практически любой преемник Президента поспешит в той или иной форме объявить предыдущий режим «антинародным», равно, как и всех, кто ему служил. Это выгодно — видите, какие Авгиевы конюшни мне достались, за пять лет не разгребу все это говно, еще надо бы… Кроме того, надо будет обязательно найти козла отпущения, надо будет кого — нибудь бросить на вилы голодной толпе. Как у классика — «сбросили с колокольни вниз головой третьего Иваньку…»

Хорошо еще, если первым человеком страны станет серьезный политик, умный и рассудительный, вроде теперешнего Премьера, а если…

Вон, вчера из отдела пришла информация, спрогнозировали — в июне 1996 года в среднем восемьдесят процентов кандидатов будут бесноватыми…

Что тогда?

И будешь ты уже не Аналитиком, а старым пердуном — пенсионером. будешь выращивать на своей подмосковной даче георгины с хризантемами да пописывать мемуары в стол.

Хорошо еще, если так.

Пусть, пусть в Кремле тебя считают немного ненормальным. живущем в собственной иллюзорной реальности, смоделированной, спроектированной тобой же самим, но кто сказал, что модель всегда хуже своего воплощения?

Лучше, потому что, как правило, он рассчитывает в идеале, а исполнение бывает более чем посредственным.

Аналитик пружинисто поднялся со своего места, прошелся по кабинету. Подошел к окну, долго смотрел, как по стеклу беспорядочными траекториями сбегают дождевые капли, сливаются, с противным жестяным звуком скатываются на наружный цинковый подоконник…

По улицам, пригибая головы от порывистого ветра, шли первые прохожие. Им бы его заботы…

А в голове Аналитика почему — то все время вертелся подзаголовок газетной статьи: «Жертвоприношение… Жертвоприношение…»

В половине одиннадцатого утра порядком уставший Аналитик затребовал служебный «мерседес» и распорядился отвезти себя домой.

Жил он недалеко — в огромной пятикомнатной квартире в самом центре, обставленной дорогой старинной мебелью, многочисленными горками красного дерева с антикварными фарфором и хрусталем (с домработницы три пота стекало, пока она все это перетирала, пыль смахивала), не один, с женой — четвертой по счету.

Вообще — то раньше в ведомстве, в которое прежде входила его служба, разводы крайне не приветствовались — разведенцев не выпускали за границу.

Все правильно — система заложников, а вдруг там останешься?

Теперь — проще, либеральней, спокойней, хоть двадцать раз разводись, теперь все можно…

Жена (они жили вместе всего несколько месяцев) — бывшая балерина кордебалета Мариинки, была моложе мужа почти на двадцать один год — на прошлой неделе ей исполнилось двадцать три.

Последняя женитьба поставила перед Аналитиком проблему, которую ни один анализ, ни одно логическое умозаключение не могло бы разрешить.

Более того — никогда, ни при каких обстоятельствах глава сверхсекретной спецслужбы не выдал бы свой самый страшный секрет; на это были причины, более чем веские…

Аналитик всегда считал себя Мужчиной, Настоящим Мужчиной, с Большой Буквы.

Никогда прежде у него не возникало таких проблем, ни — ког — да.