— Я думал, поблизости никого нет, — пояснил я. — Вот и растерялся.

— Я роддер, — невозмутимо сказал парень.

— Роджер? — я не понял незнакомого слова. И удивил этим собеседника.

— Род-дер, — раздельно произнес он. — Или о нас уже никто не помнит?

Я пошел ва-банк.

— Мне казалось, — осторожно произнес я, — что роддеров остались единицы.

Парень поморщился, и я почувствовал, что угадал.

— Нет, десятки… Понимаю. Суть в фангах и генормистах. Мы за скобкой. Но — есть.

Небрежно кивнув, я потянулся. И спросил:

— Так как насчет завтрака?

Парень снова вытаращился на меня. Зачем-то снял очки — и я заметил, что он совершенно не щурится.

— Ты интересно говоришь. Откуда?

Раздумывать не приходилось. Я показал рукой вверх.

— Колонист?

— С Земли, но долго жил там.

— В объеме, — совершенно дико заключил парень. Похоже, мой ответ его удовлетворил. — Насчет завтрака… Насчет… — смакуя слово, произнес он.

— Идем.

Мы двинулись к лесу. Парень вдруг спросил:

— Знакомимся?

Я кивнул. Чем меньше звуков я издам, тем лучше.

— Андрей.

— Сергей.

Мы шли через лес, впереди Андрей, помахивая снятыми очками, за ним я. Парень вилял между деревьями самым диким образом, никаких следов тропинки не было, и я заволновался.

— Не заблудимся?

Слава Богу, это слово Андрею было знакомо. Он опять смутился, как при вопросе о количестве роддеров, и пробормотал:

— Нет, я с пищалкой.

Он неопределенным жестом указал куда-то на ухо. Приглядевшись, я увидел на мочке крошечный кусочек розового лейкопластыря.

— Метров сто, — добавил Андрей. И протянул мне очки: — Погляди пока.

Стараясь сохранять невозмутимый вид, я надел очки. Они были очень легкими, а стекла, если это действительно были стекла, оказались плоскими.

Как только я отнял руку от очков, стекла слегка потемнели. По ним пробежала сверху вниз красная светящаяся полоска. Потом на затемненном фоне появилось изображение — крутящийся белый кубик. Он начал приобретать объем — и вдруг выплыл из стекол и полетел перед моим носом, постепенно увеличиваясь.

— Настроились? — заботливо поинтересовался Андрей.

— Да, — я с трудом подавил желание снять очки. Стекла вновь посветлели, и иллюзия кубика стала полной. Вот он, в метре передо мной, шагни — и можно дотронуться рукой.

Кубик плавно раскрылся, превращаясь в полупрозрачное полотнище… огромный кленовый лист… плавно взмахивающую крыльями бабочку. Это было не настоящее насекомое — скорее его мультипликационный вариант. Бабочка порхала передо мной, старательно огибая ветки деревьев. Огибая, черт возьми!

Я опустил голову, глянул поверх очков. Никого, разумеется.

В ушах зазвучала тихая музыка. То ли флейта, то ли свирель, далеко-далеко, почти за гранью слышимости.

— Это Юркинсон, «Мотылек с Ио», — сказал Андрей. — Сейчас пойдет по низам — сак и тамы… О, мы пришли.

С облегчением сняв очки, я отдал их Андрею. Мы вышли на полянку, и роддер торопливо содрал с уха лейкопластырь.

— Полный нуль, — попросил он, отбрасывая в кусты «пищалку».

Я понял. Что ж, промолчу. Неужели для роддеров, кем бы они ни были, подобные путеуказатели запретны?

— Конечно, Андрей. Полный нуль, — успокоил я его.