— И директора музея вы тоже никогда не видели?
— Которого убили? Ну как не видеть, видел. Только он сам ко мне не приходил. Вызвал на ковер, если так можно выразиться.
— Что значит — вызвал? — не понял Шаховской.
— Прислал за мной человека в форме. Охранника, наверное. Я и пошел, — тут отец Андрей счел нужным объяснить, — я всегда стараюсь приходить, если меня зовут. Вдруг на самом деле нужно?..
— В тот раз было не нужно?
— Не нужно, — отрезал отец Андрей. — Позвал он меня, чтоб предложить совместный бизнес, вы не поверите. Особняк в полном его распоряжении, все там красиво, богато и ампирно, храм рядышком, только двор перейти. Вот он и решил, что грех не воспользоваться таким соседством.
— И как же… воспользоваться?
— Вот и я тоже никак не мог сообразить. Так он мне растолковал. Свадебный бизнес мы с ним должны были закрутить. Я венчаю, он банкеты организовывает. Ну, подпольные, разумеется, для очень богатых. Все рядом, удобно, лишних глаз никаких!.. Поточным, так сказать, методом. Или вахтовым, что ли.
Дмитрий Иванович Шаховской ничего подобного не ожидал.
В тот момент, когда он увидел письма и чашку мейсенского фарфора, история с убийством показалась ему романтической и ненастоящей — «в духе рассказов г-на Конан Дойла»! И детали, и подробности этого дела не могли бытьобыкновенными.
Заговор, Первая Дума, дом на Малоохтинском — все это никак не могло быть связано с организацией банкетов.
— Деньги за банкеты он собирался брать немалые, все же настоящий дворец, музей, а не ресторанчик какой-то. Ну, и мне предлагал по особым расценкам действовать. В ближайшем будущем предполагалось обогатиться.
— А вы что же?
Отец Андрей пожал плечами.
— Я сказал, что помолюсь о спасении его души. И помолился.
Дмитрий Иванович взглянул, не смеется ли, но отец Андрей смотрел совершенно серьезно.
— И больше он к вам не обращался?
— Видите ли, венчать по особым расценкам, да еще без всяких бумаг, для того необходимых, да еще в любое время дня и ночи я отказался довольно резко. Может быть, даже излишне резко. Поэтому больше ко мне никто оттуда не обращался и не приходил. Он тогда в кабинете покричал немного, что на мое место полно охотников, а у него связи такие, что переведут меня служить из центра Москвы на окраину Сургута в два счета.
— Вот как.
— А я сказал, что Сургут прекрасный город, на все воля Божья, переведут, значит, и хорошо.
Шаховской опять посмотрел с подозрением и опять ничего не заметил.
— Потом мне жаль его стало, — отец Андрей снова принялся отковыривать от одежды капельки воска. — Такой молодой, а мозги все вывихнутые! А как скандалы начались, я старался их унять, но не всегда получалось.
— Какие скандалы?
— Прихожанка у меня есть, как раз такой… осколок прошлого. Она здесь недалеко на бульваре живет. Почти каждый день в храм приходит. Не в себе немного, хотя не такая уж старая. Любит истории рассказывать, и все про бриллианты. Я раз восемь послушал, а потом прятаться стал, хоть и нехорошо это, некрасиво, — отец Андрей махнул рукой. — Пока особняк закрыт был, она ничего, не скандалила. Придет, расскажет про бриллианты мне или вон дьякону, службу постоит и уходит себе. А когда и ворота, и калитку открыли, стала в особняк ходить. Один раз вроде бы даже к директору этому ворвалась в кабинет, там же охраны никакой особенно нету, шумела, кричала, ну, вывели ее. Хотя это странно, она, в принципе, спокойная, мухи не обидит. Потом просто во двор приходила и тоже все кричала. Так я с нашей стороны калитку стал на замок запирать, чтоб она туда попасть не могла. Она с Воздвиженки все равно заходила. Дьякон ее уговаривал, уводил, чтоб в отделение не забрали. А то они однажды наряд вызвали, ума хватило.