Наблюдается ли та же тенденция и в одежде? На такой вопрос ответить нелегко. Долгое время при изучении одежды Древнего Рима, как и одежды любой другой исторической эпохи, цвета вообще не принимались во внимание. Исследователей интересовало другое: археология форм, количество предметов, из которых состоял костюм, состав тканей, аксессуары, а о цветовой гамме никто и не думал. К тому же древние тексты в этом отношении не слишком многословны, а изображениям доверять нельзя. Авторы охотно рассказывают о чьей-то экстравагантной или даже скандальной манере одеваться, но о цветах повседневной одежды говорят очень мало. На изображениях люди, как правило, запечатлены либо в одежде причудливых цветов, либо в одежде, цвета которой соответствуют особым обстоятельствам, но в обычной — крайне редко. И все же, насколько можно судить, четыре цвета встречаются чаще других: белый, красный, желтый, черный, и каждый — во множестве разнообразных оттенков. Желтый и оранжевый носят главным образом женщины; черный — некоторые судейские и те, кто соблюдает траур: впрочем, сплошь и рядом это темно-серый или темно-коричневый, а не настоящий черный. При Империи богатые выскочки любят щеголять в красном, тогда как «старые римляне» остаются верны белому или некрашеной шерсти[61]. Несколько раз, притом с течением времени все чаще и чаще, появление новой моды — пришедшей с Востока или от варваров — вносит разнообразие в устоявшуюся цветовую гамму. При Нероне некоторые патриции и даже сам император бросают дерзкий вызов общественному мнению: одеваются в зеленое. Но заметнее всех нарушают традицию римские матроны: они изменяют привычной хроматической триаде «белое-красное-желтое». С конца I века их видят в синем, в фиолетовом, в зеленом или, подобно кельтам и германцам, в туниках (tunicae), платьях (stolae) и плащах (pallae) в полоску, в клетку, с ободком вокруг талии и всевозможными разноцветными узорами.

Если нам мало известно о цветах одежды римских матрон, то о цветах их косметики мы знаем больше. С установлением Империи они начинают краситься очень ярко и заметно: белым (мел и свинцовые белила) красят лоб, щеки, предплечья; красным (rubrica, рокцелла[62]) — скулы и губы; черным (зола, угли различного происхождения, сурьма) красят ресницы и подводят глаза. Многие авторы с возмущением говорят о женских лицах, «размалеванных» ornartrices (служанками, занимавшимися туалетом госпожи), и о целом арсенале баночек и флаконов с притираниями, который держит у себя каждая матрона, чтобы наводить красоту. Но женщины, злоупотребляющие косметикой, не украшают, а уродуют себя, как утверждает Овидий, большой знаток женской красоты: «Искусство приукрашивания делает кожу женщины привлекательнее только при условии, что оно остается не слишком заметным[63]. Через несколько десятилетий ту же мысль высказывает Марциал, обращаясь к некоей Галле, которая злоупотребляет гримом и у которой днем одно лицо, а ночью другое: „Ты мастеришь себе лицо, о Галла, с помощью сотен горшочков с притираниями, но лицо, которое мы видим у тебя днем, не спит вместе с тобой ночью“