— Да… — прошептала Мария…
Через год она родила ему дочку, а еще через пятнадцать — умерла. Военная сирота, Мария много голодала, сердце ее не окрепло. Поздние и тяжелые роды надорвали его вовсе. Жена часто болела, дед отправлял ее на курорты и в санатории, она возвращалась посвежевшей, но это не длилось долго. Городские кумушки жалели деда, взявшего в жены больную женщину, Мария об этих разговорах знала и сильно переживала.
— Мне бабы в спину шипят: «Обнаглела совсем! Муж полы в доме моет», — жаловалась Мария жене Николая. — Как будто я в самом деле такая! Он мне запрещает мыть! Говорит: «С твоим сердцем нельзя».
— Повезло бабе, а она слезы льет! — ответила подруга. — Мало ли, что говорят! Это их от зависти корчит. Я сама тебе завидую! Такой мужик, а хоть бы посмотрел на другую! Мой вот инвалид, а норовит на сторону сбегать, кобель одноногий! Поймаю — вторую ногу оторву!
Лечение жены и подраставшая дочь требовали средств. Дед оставил спокойную, но малоденежную работу на заводе и устроился кочегаром в школу. Работа была сезонной, график давал много свободного времени. Дед строил дома, летом уезжал на шабашки. На воспитание дочери времени не хватало, а мать с ней не справлялась. Дочку они упустили…
Занятый воспоминаниями, я не заметил, как подошел к лесу. До него оставалось шагов пятьдесят, когда из-за ближних кустов вышли двое. Один из них держал в руках длинноствольный помповик. Черный зрачок ствола смотрел мне в лицо. Я выдернул затычки из ушей.
— Стоять! — приказал тот, что был без ружья. — Руки вверх!
Я подчинился. Парочка подошла ближе. Ствол помповика едва не упирался мне в грудь. Какое-то время мы рассматривали друг друга. Незнакомцы были одеты в военную форму, причем какого-то древнего образца: гимнастерки без погон, но с петлицами, шаровары, ботинки с обмотками, на головах — пилотки. Оба невысокие, лица смуглые, глаза — щелочки, однако не такие, как у китайцев или наших бурят. Но главным было даже не это! Уши у них были не человеческие! Острые, поросшие шерстяным пушком, они располагались перпендикулярно голове и при этом двигались! Звериные ушки…
Похоже, я их тоже озадачил. Странные люди глядели на меня с нескрываемым удивлением. Воспользовавшись ситуацией, я оценил вооружение. У солдатика с однородными петлицами имелся помповик, патронташ и штык на поясе. У второго (в петлицах по кубику — командир) — большой револьвер в открытой кобуре, как у ковбоев из американских вестернов. Рукоять пристегнута ремешком — чтоб не выпал при беге. Хорошо для сохранности, но плохо при внезапном нападении. Ковбои перед боем эти ремешки отстегивали, этот не озаботился.
— В чем дело, господа? — спросил я как можно дружелюбнее. — Я нарушил границу?
— Господа в Петрограде! — огрызнулся командир.
— Прошу прощения: товарищи!
— Тамбовский волк тебе товарищ! — сообщил остроухий.
— Так вы из НКВД! — догадался я. — Как Лаврентий Павлович? Все в трудах и заботах?
Он выпучил глаза.
— Замнем! — предложил я. — Ближе к делу. Предъявить паспорт?
— Сами найдем!
Остроухий запустил мне руку в карман.