Салон взорвался одобрительными криками и аплодисментами. Кто-то швырнул в подвернувшегося фельдшера цветочным горшком. Зазвенел сигнал тревоги, и персонал потянулся к парализаторам.

— Мэри! Девочка, я здесь! — Джеральд дотянулся до голоэкрана и прижался лицом к холодному пластику. Она игриво улыбалась в паре сантиметров от его расплющенного носа — фигурка, составленная из мириад крошечных светящихся шариков. — Мэри, впусти меня!

Он забарабанил по экрану кулаками.

— Мэри!

Она сгинула. С экрана ему улыбнулся симпатичный ведущий, и Джеральд, взвыв в отчаянии, замолотил по экрану со всей силы.

— Мэри! Вернись! Вернись ко мне!

По загорелому лицу ведущего стекала кровь из разбитых костяшек.

— О боже, — вздохнул первый надзиратель, разряжая парализатор в спину беснующемуся Джеральду.

Джеральд Скиббоу застыл на миг, потом тело его сотрясла судорога, с губ сорвался долгий, исполненный муки вопль. И уже падая на пол, прежде чем потерять сознание, он в последний раз выдавил:

— Мэри…

Учитывая склонность плутократов Транквиллити к легкой паранойе, не следует удивляться, что медицинские учреждения в обиталище никогда не страдали от недостатка пожертвований. Соответственно — а в данном случае и к счастью, — мест в них всегда было больше, чем больных. После двадцати лет хронического недоиспользования педиатрическое отделение мемориального госпиталя имени принца Майкла было забито под завязку, а потому в дневное время в центральном его проходе творилось нечто равносильное демонстрации, переходящей в мятеж.

На тот момент, когда в отделение заглянула Иона, половина детишек с Лалонда с дикими воплями гонялись друг за другом вокруг коек и столов. Шла игра в одержимых и наемников, и наемники всегда побеждали. Обе команды пронеслись мимо Ионы, не замечая ее и не зная, кто она такая (обычный эскорт из приставов остался за дверью). Высокопоставленную гостью выбежал встречать измученный доктор Гиддингс, главврач отделения педиатрии. Было ему не более тридцати; экспансивность заставляла его изъясняться с торопливой манерностью. При общем худощавом сложении щеки его были на удивление пухлыми, придавая врачу мальчишеское очарование. Ионе стало любопытно, не косметической ли хирургии он обязан таким эффектом; человек с таким лицом будет вызывать у детей инстинктивное доверие — эдакий всеобщий старший брат.

— Мэм, простите, — выпалил Гиддингс, мучительно пытаясь застегнуть верхнюю пуговицу халата и озабоченно оглядываясь. — Мы понятия не имели, что вы заглянете…

Всюду были разбросаны подушки и покрывала, вокруг бродили пестрые мультяшные куклы, глупо хихикая или повторяя излюбленные фразочки, — впустую, подумала Иона, потому что эти дети едва ли узнают шоу-идолов нынешнего сезона.

— Не думаю, что детям понравится, если только ради меня их заставят убираться, — с улыбкой заметила Салдана. — Кроме того, я присматриваю за ними последние несколько дней. Сюда я зашла, только чтобы удостовериться, что они хорошо адаптируются.

Доктор Гиддингс опасливо покосился на нее и пятерней пригладил растрепанные кудри песочного цвета.