вкладываться в свои вещи уверенно и цельно, то расширяя их круг трудом и законным приобретением, то суживая этот круг продажей, дарением или уничтожением [120] . Предоставление такого права есть элементарное доверие к индивидуальному человеку, к его здоровому инстинкту, к его хозяйственной практичности, к его правосознанию – доверие к тому, что он захочет и сумеет творчески использовать предоставленное ему право. И в то же время это есть мера, пробуждающая и поощряющая его творческую инициативу, инициативу частного лица, преследующего свои частные интересы, но способного согласовать их с интересом чужим и общим — с одной стороны, созданием новых хозяйственных ценностей и их обменом, с другой стороны, соблюдением и укреплением законного правопорядка. Частная собственность как бы «зовет» человека к трудовому и созидающему «инвестированию»; и этот «зов» должен быть обставлен реальными и прочными гарантиями, ибо настоящее «инвестирование» возможно только там, где трудящийся уверен в огражденности своего права, – где к вечному риску, идущему от стихии и от природы, не присоединяется риск общественно-политический. Право собственности, как полное, исключительное и обеспеченное господство лица над вещью, – дает человеку лучшую и благоприятнейшую обстановку для душевного и трудового напряжения в хозяйствовании. И этим вопрос с политико-экономической точки зрения может считаться решенным.

И вот ныне, после испытаний коммунистической революции, мы можем с уверенностью сказать, что только тот способ владения и распоряжения вещами имеет будущее, который действительно поощряет человеческий инстинкт творчески вкладываться в вещи, изживаться в этом самодеятельно и интенсивно, создавать свое будущее уверенно и без опасливых оглядок. Именно таков строй частной собственности. Напротив, те способы владения и распоряжения вещами, которые подавляют человеческий инстинкт, застращивают его, обессиливают или как бы кастрируют – осуждены с самого начала и лишены будущего. Когда хотят наказать каторжника, то сводят круг его имущественной власти к минимуму или угашают его совсем; но и каторжник имеет право продать свое изделие, получить милостыню, съесть свой паек, отдать его животным или обменять его у соседа. Когда вводят или поддерживают сельскохозяйственную общину с ее периодическими переделами, то этим превращают собственника в условного и временного пользователя участком и подрывают в нем трудовой интерес, и волю к качественному, интенсивному хозяйству; он уподобляется арендатору и начинает выпахивать землю и склоняться к хищническому хозяйству. Когда над какой-нибудь группой собственников или над целой страной повисает угроза принудительного или тем более безвозмездного отчуждения, то это пресекает и убивает «доверие» собственника к вещам и к людям и хозяйственно вредит всей стране. Социализм и коммунизм отвергают естественное право людей на хозяйственную самостоятельность и самодеятельность и соответственно их право частной собственности; этим люди практически приравниваются к