— По взгляду. У них глаз крутится. Лицо неподвижно, а глаз туда-сюда. А костюмы ты их видела?

— Ну, видела.

— Им их в одном ателье шьют. И не модные, и не старомодные, а где-то посередине, чтоб в глаза не бросались.

— Но ты же заметила.

— Мне один знакомый объяснил. И ботинки у них до блеска начищены. Военная привычка. Они еще когда в училище учатся, их приучают следить за обувью. Потом они привыкают и не могут ходить в пыльных ботинках.

— Культурные люди — ботинки чистят, стихи любят.

— Ты в самом деле дура или притворяешься? — не выдержала Людмила.

Катерина не притворялась, она всегда хотела знать точно. Почему, как, зачем?

— Стихи они любят, — передразнила Людмила. — Мало ли что могут эти поэты сказать! А вдруг что-нибудь антисоветское?

— А я еще ни разу не слышала ничего антисоветского, — призналась Катерина.

— Еще услышишь. Какие твои годы!

Они дошли до улицы Воровского, там, в бывшем доме политкаторжан, разместился Дом кино, где собирались московские кинематографисты. Подкатывали «Победы», «Москвичи», нескольких полных немолодых мужчин с очень молодыми женщинами привезли на «ЗИМах». Они вышли, и машины тут же отъехали.

Казалось, здесь все знали друг друга. Здоровались, целовались. Людмила пыталась договориться с несколькими одинокими мужчинами, но те улыбались, разводили руками, извиняясь. Они ждали своих женщин или приятелей.

Катерина стояла в толпе и смотрела на актеров, знакомых по фильмам. Она узнала Ланового. Высокий, красивый, он поднимался по лестнице, чуть откинув голову, надменный и отрешенный. Катерина представила его на улицах Красногородска, такого медлительно-значительного, с откинутой головой, и рассмеялась. Так ходил местный красногородский сумасшедший Ванечка.

— Ты чего? — спросила Людмила. Ей так и не удалось никого уговорить, чтобы их провели, и она присоединилась к Катерине.

— Ой, Румянцева! — Катерина показала на Надежду Румянцеву.

Людмила осмотрела улыбающуюся актрису.

— Лет через пять будет похожа на Зинку — знаешь, которая в Красногородске на рынке пирожками торгует.

У Людмилы был приметливый и недобрый взгляд. Конечно, Румянцева напоминала Зинку, но та была толстая и глупая. Появились Ларионова и Рыбников. Ларионова была красива настоящей российской красотой: круглолицая, румяная, с ясными синими глазами. Рыбников оказался простоватым парнем, похожим на тех, которых он играл в недавно вышедших фильмах «Весна на Заречной улице» и «Высота». Песни, которые он пел в фильмах, пели теперь парни в их общежитии.

— Эти недолго проживут вместе, — прокомментировала Людмила.

— Почему? — удивилась Катерина.

— Уведут ее у него, — Людмила была категорична. — Таких красивых всегда уводят.

И никто тогда не знал, что проживут они вместе еще тридцать лет и Ларионова похоронит Рыбникова и останется вдовой.

Рыбников, проходя мимо них, подошел к высокому, не очень молодому, явно за тридцать, мужчине:

— Ты кого-нибудь ждешь?

— Жду, — раздраженно ответил мужчина, — Ленку. У нее пропуск.

— Сейчас я выпишу тебе пропуск, — пообещал Рыбников.

— А вы тоже артист? — спросила Катерина, когда Рыбников отошел.