Самолет начал подниматься, и Каффлин, глядя в иллюминатор, проводил удаляющуюся обсерваторию растерянным взглядом.
Головная боль Ренне стала затихать сразу, как только задраили люк и давление в кабине постепенно повысилось. Лейтенант включила вентилятор, установленный над ее сиденьем. Струя очищенного воздуха вызвала на ее лице довольную улыбку, а чашка кофе, принесенная стюардессой, окончательно избавила от ощущения дискомфорта — так что необходимость в тифи отпала.
— Полет займет пятьдесят минут, — сказала Ренне, повернув голову к Каф-флину. — Мы направляемся в Рио и затем пересядем на кольцевой поезд до Парижа.
Мужчина ничего не ответил и все время, пока самолет под крутым углом взмывал в стратосферу, продолжал напряженно всматриваться в какую-то точку за иллюминатором.
— Вам известно, что произойдет, когда мы туда доберемся? — спросила лейтенант.
— Вы быстренько проведете суд и пустите меня в расход.
— Нет, Дэн. Мы определим вас в биомедицинское учреждение разведки флота, где можно будет считать вашу память. Должна сказать, процедура эта не из приятных. Посторонние люди завладеют контролем над вашим разумом: они проникнут к вам в голову и будут исследовать все сферы вашей жизни. Ничто не избежит их внимания: ни ваши чувства, ни мечты, — они вырвут их из вас с корнем.
— Отлично. У меня всегда были наклонности эксгибициониста.
— Ничего подобного. — Она сочувственно вздохнула. — Я изучила ваше личное дело. Разговаривала с вашими коллегами. О чем вы думали, когда впутывались в эту хрень?
Он повернулся к ней.
— Дрянной из вас дознаватель.
— Я не такой опытный шпион, как вы, Дэн.
— Очень смешно. Я не шпион. Не террорист. И не предатель. Ни то, ни другое, ни третье.
— Кто же вы?
— Вы читали мое дело.
— Будьте добры, напомните.
— Зачем?
— Ну хотя бы для того, чтобы продемонстрировать готовность к сотрудничеству. Расскажите мне всё, и я, возможно, порекомендую следствию обойтись без чтения памяти. Но в таком случае ваш рассказ должен быть очень подробным.
— А суд?
— Дэн, я не предлагаю вам сделку. Вы все равно предстанете перед судом. Но если вы нам поможете — я уверена, что судья примет это во внимание.
Он молчал целую минуту, а потом едва заметно кивнул.
— У меня есть внук, Якоб. Ему восемь лет.
— И?
— За право с ним видеться мне пришлось судиться. Черт, это единственное, что у меня осталось хорошего в этой паршивой жизни. Если бы мне запретили с ним встречаться, я бы повесился. У вас есть дети, лейтенант?
— Есть, несколько. Но пока не в этой жизни. У них всех тоже есть дети. Я уже прапрабабушка.
— И вы с ними со всеми поддерживаете отношения — с членами вашей семьи?
— Когда есть время. С этой службой… Вы же понимаете, что я не работаю по расписанию с девяти до пяти.
— Но вам не запрещают с ними общаться, и это самое важное. Моя дочь встала на сторону своей матери. Мы все родились на Земле, вот в чем проблема. На этой планете услуги адвоката может позволить себе только миллионер. А я им не являюсь.
— И кто-то предложил вам достаточно денег, чтобы нанять юриста и добиться права видеться с внуком?