Металл лязгнул о камень. Мы оглянулись. Юний, смущенно бормоча, поднимал с дороги свой меч.
— Свидетелей они не оставляют, потому никто и не слышал о разбойниках, — как ни в чем ни бывало, продолжил отец. — Но солдат убить непросто, особенно, если разбойники не римская центурия, а толпа сброда. Думаю, среди них есть бывшие солдаты, дезертиры из ауксилиев. Но центуриона с палкой у них нет наверняка. Не для того ауксилии дезертировали, чтобы одну палку сменить на другую. Значит, у них нет ежедневных учений и крепкой дисциплины. Даже если их трое-четверо против одного нашего, при столкновении с солдатами они не устоят. Понятно, центурион?
Элий покачал головой. Я тоже ничего не понимал.
— Победить они могут, либо напав внезапно, либо заманив нас в ловушку, — терпеливо пояснил отец. — Внезапно у них не получилось — мы выслали дозорного. Остается ловушка. Тебе не кажется странным, что их предводитель разделил свое ненадежное войско на две части? Прекрасно сознавая, что мы может напасть первыми и разбить их по частям?
Элий все еще недоумевал.
— Зачем войско высылает вперед пращников, помнишь?
— Расстроить строй врага.
— Если тот наступает, — согласился отец. — Но если враг не решается напасть?
В глазах Элия мелькнула искра.
— Они хотят…
— Чтобы мы напали первыми, — подтвердил отец. — Когда мы завязнем в бою, вторая шайка ударит нам спину. Неожиданно.
— Им будет трудно преодолеть это, — Элий указал на повозки. — К тому же можно оставить заслон.
— Поэтому я говорю, что это все странно, — вздохнул отец.
Он снова подошел к краю повозку и выглянул на дорогу. Я по привычке посмотрел снизу. Не встречая противодействия, пращники подошли ближе и теперь крутили свое оружие в шагах тридцати. Время от времени кто-либо из них бросал камень, но делал это с ленцой — по всему было видать, что в бой разбойники не стремятся.
Отец задумчиво обвел взглядом горный склон слева от дороги и вдруг нырнул в повозку. Вскоре появился обратно — с луком и мешком стрел. Протянул их мне. А затем стал расстегивать ремни своего панциря. Я хотел помочь ему, но отец знаком велел мне натянуть тетиву.
— Прогони их, Марк! — сказал он, освободившись от панциря, и я понял, что отец говорит о пращниках. — Хорошо бы убить кого! Но достаточно, если просто ранишь…
Я обиженно вытащил стрелы из мешка. За тридцать шагов в человека! Я попадал в летящую птицу за сто шагов…
Отец взял у одного из преторианцев щит; я понял, что хочет прикрыть меня от камней. Ну уж нет! Я подбежал к передку повозку, к просвету между тентом и упряжкой, бросил связку на скамью возчика. Затем схватил стрелу и натянул тетиву.
Пращники прозевали мое появление. Первый разбойник свалился на дорогу со стрелой в груди, когда заметили нежданную опасность. Однако поздно. Я стрелял, почти не целясь. У меня был сильный лук, предназначенный для охоты на птиц. Тетива в нем натягивается не к груди, а к уху, поэтому стрела летит очень далеко и бьет сильно. Простые стрелы с наконечниками-листочками не пробивают стальную лорику, но лорик у разбойников не было. Кожаный нагрудник для стрелы не преграда…