— Эх, да что там! — вскочил вдруг на середину ковра Черкас Александров, сорвал шапку свою с зеленым верхом, шлепнул ее на красный ковер. — Веди, Ермак Тимофеич!

— В огонь и воду — за тобой! — рявкнул Брязга и тоже бросил шапку оземь.

— Поглядим, что за страна! — И шапка Матвея Мещеряка оказалась на ковре.

— Ну, если Строгановы богаче царя… — и Михайлов Яков бросил свою шапку.

— Мы-то как… атаман? — спросил у Кольца Никита Пан, держа свою шапку в руках.

— Чего спрашиваешь, коль шапку уже снял?

— Эх, в Сибири холодно, а в могиле темно! — И Никита шмякнул шапку об пол.

— И я — в Сибирь, — полетела шапка и Брязги в общую кучу. — В Сиби-ирь!

Лишь Кольцо Иван сидел в шапке, все так же молча и угрюмо.

— В Сибирь!

— В Сибирь!!!

— В Сибирь!!! — орут сотни казачьих глоток. Казаки, толпясь вокруг целой горы шапок, потрясают голыми саблями, пищалями. А в общую кучу летят все новые шапки.

Шум, галдеж, смех, крики…

Ермак, сидя на барабане, с улыбкой наблюдает за происходящим. И Заворихин довольно посмеивается. Рядом с ними стоит в шапке Кольцо, все такой же угрюмый.

Сквозь толпу пробирается юркий казачок Федька Замора, мнет перед Заворихиным шапку.

— А скажи вот, зазывальщик, много ли золотишка в Сибири?

— А вот ты сам подумай, коли, говорю, слух живет, будто сидит там где-то в лесах баба, вся из золота слитая.

— Н-но? Это уж брех. Давно б нашли, — промолвил Замора.

— Не нашли покуда. Может, тебе повезет.

— А что? А если? А-эх! — И Замора швырнул в общую кучу свою шапку.

— А от, сказывают, комары там с воробьев наших, а? — спросил Савка Керкун, намереваясь бросить свою шапку.

— Эт верно, — серьезно сказал Заворихин, и казаки чуть уняли шум, прислушиваясь. — А мухи там поболе ваших куриц.

Снова грохнул хохот. Но Кольцо и тут не улыбнулся.

— Слушай, казаки! — поднялся Ермак. — Брех али правда про сибирскую золотую бабу — не знаю. Знаю лишь, что поход в Сибирь — дело тяжкое, опасное, а потому — добровольное. Но кто пойдет со мной, тем сразу говорю — даже за малое ослушание буду без жалости карать донской казнью — камней за пазуху, да в воду Согласны ли?

Снова затрясли казаки саблями и пищалями:

— Согласны!

— В Сиби-ирь!

— А как загинем там?

— Лучше там, чем в царской петле?

— Вина казакам с полдюжины бочек! — прорезался голос Заморы.

— Вина-а!! — дружно поддержали его десятки глоток. Заворихин помрачнел.

— Придется казачков-то перед дорогой уважить, — усмехнулся Ермак ему в лицо. И обернулся к стоящему рядом попу-расстриге Мелентию:

— Ты, поп, пойдешь с нами в Сибирь?

— А кто же детей казаков твоих крестить будет? Надо идтить…

Солнце клонилось к горизонту. Меж палаток и шатров дымились костры, готовился ужин, толпами ходили пьяненькие казачки, кое-где пели песни.

В шатре Ермака теперь только двое — сам хозяин да Иван Кольцо. Он по-прежнему мрачен, сидит боком к столу. Ермак достал из походного шкафчика корчажку с вином, два заморских серебряных кубка.

— Поговорить хочу с тобой, Ваня… Что это ты вроде чужим мне стал? Коли в Сибирь со мной не хочешь, так это, говорю, дело добровольное.

Кольцо медленно и тяжело встал.