Поднятые с постелей люди — мужчины, женщины, дети — выскакивают из домов, с воем и плачем разбегаются кто куда. Некоторые мужчины с копьями, топорами женщины с детьми на руках.

…В узкой улочке мужик в исподней рубахе замахнулся было косой на татарского всадника в богатой одежде, скакавшего впереди других, но тот взмахнул ятаганом, голова мужика покатилась по затравеневшей улочке.

— Жечь гнездо урусов! — орет татарский военачальник.

…Всадник в бараньей шапке с ходу пускает горящую стрелу в соломенную крышу дома. Пересохшая крыша воспламеняется.

…Простоволосый всадник с монгольскими глазами бросает аркан, захлестывает молодую женщину с ребенком, она падает, роняет в дорожную пыль ребенка, всадник волочет ее по улице…

Горят яркими факелами уже многие дома в селении.

…На просторную деревенскую площадь вылетает на коне Иван Кольцо в окровавленной уже рубахе, за ним еще четверо казаков. А с другой улицы врываются на площадь десятка два янычар во главе с Омаром Гази.

— Взять живьем! — взревел турок.

Лейтенант янычар, сидя на коне, спокойно наблюдает со стороны за схваткой. Но силы слишком неравны. Свалился с коня последний казак. Атаман Иван Кольцо один теперь крутится на коне в плотном кругу янычар. Вот он свалил еще одного турка. Но какому-то янычару удалось выбить саблю из его рук.

С воем кинулись янычары на беспомощного атамана, стащили с коня, обмотали веревками, подтащили к своему сакка-баше.

— Здравствуй, атаман Кольцо, — сказал лейтенант янычар. — Ты меня помнишь? Меня зовут Омар Гази.

Кольцо с ненавистью глядел в лицо довольного турка.

— Три года назад ты захватил меня и моего отца в Хвалынском море. Разграбил наш корабль… А меня с отцом отпустил за большой выкуп.

— Счас бы я тебя, собаку, не отпустил.

Омар Гази весело рассмеялся.

— Отпустил бы. Сейчас мой отец Урхан Гази — главный ювелир самого султана, он за размером выкупа не постоял бы. А тебя кто теперь выкупит?

Кольцо молчал.

— У моего отца есть мечта — увидеть тебя гребцом на его судне Теперь эта мечта сбудется. Ибрагим!

Один из янычар склонился перед сакка-баши.

— Отвезешь его прямо в Константинополь.

Казацкого атамана бросили через седло, стали прикручивать.

…А городок горел. Через площадь татары и турки гнали толпы пленников.

Где-то у плетня возле горящей постройки дряхлый старик усаживает торопливо на коня парнишку лет четырнадцати.

— Скачи к атаману Ермаку, внучек… Беда, скажи! Ивана Кольца, скажи, полонили. Ермак тут недалече, в Парамоновом затоне стоит.

Мальчишка ударил голыми пятками коня, полетел вдоль дымной улицы. Старик, навалясь грудью на плетень, провожал его взглядом.

…Едва мальчишка скрылся в дыму, на голову старика со свистом опустилась сабля знакомого уже татарского военачальника. Конь его закрутился перед плетнем.

— Стариков, старух и детей — всех до одного резать! — кричит он. — Остальных вязать!

Старик с окровавленной головой, повернувшись к горящему жилью, медленно оседает вдоль плетня.

В Парамоновом затоне качалось около дюжины речных стругов, на берегу был разбит казачий лагерь. Меж многочисленных палаток и шатров горели костры, казаки готовили на них пищу.