В течение года жители Земли быстро распространились по всей солнечной системе. Полный доступ к ресурсам на других планетах, их спутниках и астероидах позволил построить колониальные орбитальные станции. Начались сложнейшие процессоры по преобразованию безжизненной поверхность Луны в пригодную для жизни среду. И Эйзеннхорн, как и большинство людей, не хотел слушать тех, кто упрямо утверждал, что новый «Золотой Век» человечества был тщательно спланированным десятилетия назад организованным обманом.

— Офицер на палубе! — выкрикнул один из членов команды.

Весь персонал поднялся и отдал честь, приветствуя вошедшего адмирала Джона Гриссома. Серьезный и строгий, он был человеком, который внушал уважение одним только своим присутствием.

— Я удивлен, что вы здесь, — сказал Эйзеннхорн, поворачиваясь, чтобы еще раз бросить взгляд на вид за окном, пока Гриссом не пересек мостик и встал около него. Они знали друг друга почти двадцать лет, познакомились, когда были еще зелеными новичками во время начальной подго-товки в Американской Морской пехоте, еще до создания Альянса. — Не вы ли всегда утверждали, что иллюминаторы — это тактическая слабость кораблей Альянса? — добавил Эйзеннхорн.

— Должен был внести свой вклад в поддержание морали экипажа, — ответил шепотом Гриссом. — Думайте, я смог бы укрепить славу Альянса, если бы пришел сюда и стоял здесь в замешательстве, пялясь на флот затуманенными глазами, как вы?

— Такт — это искусство говорить правду, не боясь нажить себе врага, — предупредил его Эйзеннхорн. — Это сказал сэр Исаак Ньютон.

— У меня нет врагов, — пробормотал Гриссом. — Помнишь, ведь я всего-навсего чертов герой?

Эйзеннхорн считал Гриссома другом, но это не отменяло того факта, что он был трудным человеком. С профессиональной точки зрения адмирал представлял собой идеальный образец офицера Альянса: умный, упрямый и настойчивый. При исполнении служебных обязанностей он строго придерживался поставленной цели и добивался ее благодаря непоколебимой вере и абсолютной власти, которая вселяла уверенность и преданность в подчиненных. Но на личном уровне, он мог быть капризным и угрюмым. Дела только ухудшались, когда его пытались выставить в глазах общественности, как некий образ, олицетворяющий весь Альянс. Годы, в течение которых он был в центре внимания, по-видимому, превратили его грубый прагматизм в циничный пессимизм.

Эйзеннхорн ожидал, что он будет недоволен поездкой и сегодняшним мероприятием — адмирал никогда не был любителем подобных общественных представлений. Но настроение Гриссома было особенно мрачным даже для него, и капитан задался вопросом, не было ли причиной этого нечто большее.

— Вы ведь здесь не только для того чтобы поговорить с выпускниками, не так ли? — по-прежнему тихим голосом спросил Эйзеннхорн.

— Нужно знать суть проблемы, — сказал кратко Гриссом, так, чтобы только капитан мог его услышать. — Вам же не нужно этого знать. — Секунду спустя добавил, — на самом деле, вы и не захотите это узнать.

Два офицера молча наблюдали в иллюминатор за приближающейся станцией.