Расти, становись зрелым, осознающим. Старость — это последний твой шанс: готовься к смерти. А как готовиться к смерти? Больше созерцай, медитируй.

Не переживай, если тело не может удовлетворить твои тайные желания. Ощущай, наблюдай, осознавай эти желания. Наблюдая, осознавая, ощущая, можно сублимировать их в энергию. У тебя осталось немного времени — освободись от всех желаний.

Говоря о свободе от всех желаний, я имею в виду отсутствие любых объектов желания. Тогда останется чистое желание, обладающее божественной силой, ибо оно есть Бог. Тогда появляется творчество без объекта, без адреса, без направления, без пункта назначения — просто чистая энергия, море никуда не утекающей энергии. Это-то и есть буддовость.

На Западе слова «свобода» и «мастер»[10] практически взаимно исключают друг друга. Те же, кто встречался с вами, считают это совершенно неправильным. Не могли бы вы дать другое толкование понятиям «свобода» и «мастер» для западного понимания?

Западный мир еще не вошел в контакт с той удивительной реальностью, которая возникает при встрече мастера и ученика. Конечно, она не бросается в глаза. Эта реальность похожа на любовь, только намного больше ее, глубже и таинственнее.

Западу известны святые и их последователи. Святые требуют поклонения, они требуют веры. Как только человек начинает верить, он умирает; стирается вся его индивидуальность. Он становится кем угодно: христианином, иудеем, но только не самим собой. Феномен мастера и ученика появился в золотой век, ознаменованный такими людьми, как Лао-цзы, Заратустра и Гаутама Будда. Они создали совершенно новый вид взаимоотношений.

Не каждый может творить, как Пикассо, не каждому суждено быть Микеланджело. Запад многое потерял без Гаутамы Будды. Иисус не идет с ним ни в какое сравнение. Иисус был просто иудеем, верившим во все иудейские догмы. Он был верующим, чересчур верующим. Гаутама Будда был бунтовщиком, он не был ничьим последователем. Не был последователем и Лао-цзы. Они не оставили после себя никаких писаний, никаких систем верований. Они были одинокими искателями, они рисковали в одиночку, ибо они шли вдали от толпы, по непроторенным тропам. Они не знали, куда в конце концов приведет их это путешествие, но они доверяли своему сердцу, принимая происходящие с ними благоприятные изменения как знаки на пути: рос уровень внутреннего покоя, набирала силу любовь, в жизни появился новый привкус, глаза очистились от пыльной пелены прошлого. На них снизошла необыкновенная ясность и прозрачность… они уже точно знали, что идут правильной дорогой.

Проводника не существует, ты никого не встретишь на пути, чтобы узнать верное направление. Это полет от одиночества к одиночеству. Когда человек постигает истину самостоятельно, то, естественно, он понимает, что не нужны ни организованная религия, ни священник, ни проводник — это было бы только помехой; ибо они не позволят человеку найти истину. Искатель, познавший истину, становится Мастером.

Разница между учеником и последователем очень тонкая, и ее нужно уяснить. Ученик — не последователь; ученик просто влюбился. Никто ведь не называет влюбленных последователями. Что-то щелкнуло у него внутри в чьем-то присутствии. Вопрос не в том, что его нужно убедить в каких-то идеях. Это не убеждение, это не беседа, это трансформация. В момент контакта искателя с познавшим истину происходит обоюдное проникновение. Они смотрят друг другу в глаза в полном безмолвии, и то, о чем они никогда и не мечтали, вдруг становится величайшей реальностью.