Семен Василия Васильича раз с десяток видал, не более. И разговору настоящего не было. Но за говор ласковый, за лицо милое издалека тот ему мил. Раз как-то даже деньгами Василию Васильичу помочь немного хотел. Но даром тот денег не брал. Лишь у Михайлы Филипповича рублик. И то, случалось, возвращал,

- С благодарностью сердечною заместо процента-с.

И вот похож-похож Семенов добрый старичок ночной на этого милого старичка, ныне по Раисе далекого родственничка, на Василья Васильича Горюнова. И обликом, и говором милым похож.

А.беседу ведет Семенов добрый старичок про божественное, но не по-поповски. И Семену дремотному в ночи лампадной чудится, будто старичок тот - родной его отец любящий. А тот отец, железный старик - будто память сна тяжелого, далекого.

И говорит-улыбается добрый старичок ночной, близ кровати Семеновой стоя, а то и на кровать присаживаясь, говорит-наставляет шепотком проникновенным. Спит - не спит Семен, старичковы речи трепетно слушает; а совсем очнется, подчас точных слов не помнит. Помнит лишь всегда:

- Отойди от зла. Сотвори благо.

Слова те еженощно добрый старичок неоднократно произносит, руку свою милую к сыну Семену простирая.

Очнется-проснется трепещущий Семен. Растаял добрый старичок в лампадной мгле. Доримедонт, свернувшись, руки в коленях грея, спит-храпит.

Колотится сердце Семенове. Вспоминает Семен смысл речей доброго старичка ночного.

- Про Раису, про Раису, должно, говорил. Страшный грех жену брата любить и далекою любовью. А разве далека любовь та? Разве свята?.. Раиса, Раичка милая... Не могу отойти, не видать не могу. Сердце тихости хочет. С тобою побыть - счастья тихого выпить, побеседовать с тобой - свой домик найти. Нет у меня домика моего. Нет домика. Тяжело мне.

Так, такими словами шепотными, мыслит Семен. Слезы души гонят в лампадную мглу певучие слова. В лампадную мглу комнатки, где, еще и ребенком будучи, плакал.

- И еще говорил, и еще говорил старичок. Про Настасью говорил... Забудь, говорил, не люби, говорил; отойди. Не пара. Жизнь свою загубишь. А там уж чуть не жених. Люблю Настасью. Страшусь и люблю. Отойди от зла! Отойди от зла! Боже мой... Боже мой...

И ненавистью и стыдом глядит Семен на выпавший из-под подушки учебник французского языка.

- На тридцать-то втором году! Глава великой фирмы. Миллионер волжский!

И чует, стыдом пылающий: околдовала его Настасья, генеральская дочка. Околдовала, окрутила. И глазами, насмешливо сощуренными через золотой лорнет, и на рояле бойкой игрой, и телом, телом своим царственным, и тем, что дочь генерала Бирюлина, в двух войнах израненного, важного, от царя многими регалиями жалованного. Скоро благословят. Скоро. Так дело повелось.

А позор Дарьина отказа. Не прогорел еще тот пожар. И про то старичок добрый шептал:

- Отойди от зла... Отойди от зла, сотвори благой

Трепещет Семен в ночной борьбе стыдом, любовью, отчаяньем. И тою еще мукою своей тайною, стыдною.

И вот дремлет, - истомленный; под певучий храп иного сновидца, Доримедонта. Дремлет нечаянной дремотой.

- Семен! Раб Божий, Семен! Отойди от зла, сотвори благо.