— Я здесь не ради вас.

Тогда Ариана предложила с улыбкой:

— Не хотите прогуляться?

— Нет, я не хочу прогуляться. В своих письмах — на первые два я не ответила, но, похоже, намек понят не был — вы спрашивали, как могли бы искупить вину.

— Да.

— Так я приехала объяснить. Не присылайте мне больше вашего эгоцентричного анонимно-алкогольного бреда. Мне плевать. Я не желаю прощать, лишь бы вы исцелились, восстановились или как это там называется. Мне все равно, станет вам лучше или нет. Программу «Анонимные алкоголики» вы проходите, по-моему, уже не первый раз, да?

— Верно, — ответила Ариана слишком спокойным тоном.

— До восьмого шага раньше доходили?

— Да, но в этот раз все иначе, потому что…

Уэнди, подняв руку, заставила ее замолчать.

— Мне безразлично. Иначе или не иначе — меня совершенно не волнует. Плевать я хотела на ваше восстановление и на шаг восьмой. Но если вы действительно хотите искупить вину, тогда выйдите на улицу, встаньте у обочины и бросьтесь под первый же автобус. Если бы вы поступили так в прошлый раз, когда добрались до шага восьмого — если бы кто-то из других жертв, кому вы посылали такую же дребедень про себя любимую, не стал прощать, а дал бы именно такой совет, — и, возможно, ну вдруг вы послушались бы и умерли, тогда мой Джон остался бы в живых. У меня был бы муж, а у Чарли — отец. Вот это важно. А не вы. Не ваши анонимно-алкогольные вечеринки в честь шести месяцев без капли. Не ваш духовный путь к трезвости. Поэтому, если в самом деле хотите искупления, перестаньте, во-первых, выпячивать свое «я». Вы излечились? Совершенно, полностью, на все сто уверены, что никогда не станете пить?

— Вылечиться нельзя, — ответила Ариана.

— Ну да, опять эта анонимно-алкогольная чушь. Ведь никто не знает, как все будет завтра, да? Поэтому искупление такое: перестаньте писать письма, рассказывать о себе в группе, жить по принципу «думать только о ближайшем будущем». Сделайте то единственное, что точно не даст вам убить еще чьего-то отца: дождитесь автобуса и выскочите перед ним на дорогу. А нет — тогда, черт возьми, оставьте нас с сыном в покое. Мы никогда вас не простим. Ни-ког-да. Как же эгоистично, как же чудовищно думать, что мы станем делать это ради вашего исцеления!

Сказав так, Уэнди развернулась, вышла, села в машину и включила зажигание.

С Арианой Насбро она разобралась. Настало время Дэна Мерсера.

Марша и Тэд Макуэйды сидели на диване, напротив них — Фрэнк Тремонт, следователь округа Эссекс, который приехал с еженедельным отчетом о поисках их пропавшей дочери. Марша наперед знала все, что услышит.

Коричневый пиджак Тремонта оттенком напоминал шкурку бурундука, а поношенный галстук выглядел так, будто последние четыре месяца провел в туго свернутом состоянии. Сам следователь, уже разменяв седьмой десяток, готовился к пенсии и имел вид все познавшего, утомленного жизнью человека — такой имеют люди, слишком долго проработавшие на одном месте. Поначалу наводя о нем справки, Марша слышала, что Фрэнк якобы уже не тот и считает месяцы до отставки, но сама ничего подобного пока не замечала — Тремонт приезжал регулярно, держал связь, привозил с собой то федеральных агентов, то экспертов по поиску пропавших без вести, прочих разнообразных представителей закона. Однако за девяносто три дня их поток иссяк и остался лишь он — стареющий коп в жутком пиджаке.