— Можете не торопиться обратно — мы тут пока чудно проведем время! — мурлыкнула царевна, будто она кошка, а не жаба. И скользнула к Богдану: — При-ивет, мой дорогой… мальчик! — Ее улыбающееся лицо склонилось над сидящим мальчишкой. Богдан замер с оттопыренной пирожком щекой, завороженно глядя в радостно сияющие глазищи. — Сколько же мы с тобой не виделись! Сто лет, да?

— Год. Почти, — давясь пирожком, пробормотал он.

— Ой, он помнит, помнит! — Она по-девчоночьи запрыгала, хлопая в ладоши. — Еще так точно! Ты считал дни-и-и? — Она кокетливо стрельнула глазками. — Ты по мне скуча-ал?

— Не так чтоб… очень, — сквозь пирожок промямлил Богдан и потихоньку сполз со стула, явно намереваясь убраться подальше. Не тут-то было! Цепкие пальчики ухватили его за подбородок.

— Очень? O-o, как мило! — Из сказанного Богданом она пожелала услышать лишь последнее слово. — Я тоже тебя вспоминала! Ты удивлен? — Она встряхнула головой, позволяя локонам упасть на лицо, и лукаво поглядела на него сквозь завесу волос.

— Все вспомнила, кроме имени, — вмешалась Танька. Ирка поглядела на нее опасливо: гламурная жаба-блондинка хочет одеть их… и пристает к Богдану, и… добром это не кончится! Но Танька была на удивление спокойной — разглядывала царевну-лягушку как экспонат в кунсткамере: неэстетичный, но занятный.

— А я его имени и не знала! — хладнокровно парировала блондинка. — Мы были из совсем разных миров…

— Я тогда не думал, что ты из Ирия. — Богдан попятился от надвигающейся на него высокой, туго обтянутой шелковым корсажем груди.

— Я ведущая гламурной программы, медийная персона, селебрити — и ты прыщавый мальчик из подворотни, со своей толстенькой подружкой, — прижимаясь к нему все теснее, ворковала царевна-лягушка. — Но теперь ты та-ак вырос! Я до тебя не доста-ну-у! — Она прижала наманикюренный пальчик к своим губам, а потом к губам Богдана, точно передавая поцелуй. Глаза Богдана начала медленно заволакивать туманная пелена, а на лице появилась дебильно-блаженная улыбка. Царевна торжествующе улыбнулась и повернулась к теткам в сарафанах: — Ну чего встали? Открывайте сундуки!

— А-ай! — с потолка соскользнул чешуйчатый хвост и стукнул Богдана по голове.

Царевна стремительно повернулась, взвихрив длинную, в пол, юбку на кринолине.

— Что случилось, мой милый? Ударился? Болит? Дай подую! — И она снова придвинулась к Богдану. Тот попятился, глядя на нее совершенно трезвыми глазами:

— Спасибо, не надо, еще того… простудишь!

— Такой сильный парень — и боится простуды? Фу-у-у! — Она вытянула губы трубочкой и, почти касаясь Богдановой щеки, легонько подула ему в лицо. Взгляд Богдана снова заволокло мутью, и он потянулся царевне навстречу. С удовлетворенным вздохом она приникла к его груди.

— Не надо меня румянить! — раздался сзади пронзительный Иркин вопль. Грозная наднепрянская ведьма через всю пещеру удирала от одной из мамок-нянек. — Я вам не борщ, уйдите от меня с этими овощами, женщина! — В руках у няньки были две половинки разрезанной свеклы.

— Не понимаю, что тебя не устраивает! — Царевна повернулась к Ирке, продолжая кончиками пальцев поглаживать Богдана по щеке. — Вы, бедные человечки, краситесь всякой вредной дрянью, а у нас в Ирии все натуральное.