— Это нечестно и жестоко, — вслух произнесла она.

— Прости? — Тэо отвлекся от изучения бассейна, дно которого было выложено перламутром.

— Жить на осколках, в вечном страхе за себя и за своих родственников, которых мы вынуждены бояться, когда наступает ночь. Жить в мире, где все самое лучшее — в прошлом. Было величайшее королевство и великие люди. А теперь все это потеряно, мы отброшены назад, к истокам. Все лучшее забыто. Вокруг нас лишь смерть, жестокость и тьма.

— Поблагодари за это волшебников, — участливо посоветовала ей Лавиани. — Всех скопом. Начиная с асторэ и Шестерых и заканчивая Скованным и Тионом. Не только твой Летос страдает. Смерчи, которые сдирают плоть с костей на юге и на севере; огненные черви в Ириасте; Пустынь; блуждающие вулканы Соланки, от которых стонет весь остров Дельфин; живой ледник Земляных гор, рождающий мороки, убивающие путников, отважившихся подойти к нему слишком близко; страшные твари, облюбовавшие леса эйвов, в том числе и великий Эвилор — Туманный лес. Да много чего еще. Все это наследие Катаклизма. С ним придется жить и нам, и тем, кто появится после нас.

— Жить или выживать? — горько уточнила Шерон.

— Лично я собираюсь жить. Если, конечно, мы не останемся здесь навсегда, — с уверенностью ответила сойка и указала вперед. — Что за штука?

«Штукой» оказалось золотое надгробие. По нему то и дело пробегали бирюзовые всполохи. Тэо посмотрел на стершиеся буквы постамента:

— Это могила. Чья?

— Здесь одно лишь слово, — сказала указывающая, остановившись рядом. — Лавьенда.

Шерон сняла капюшон с головы, склонила голову набок, не обращая внимания на моросящий дождь, падающий на ее короткие волосы.

— Она поддержала Скованного и была с ним, когда он заключил сделку с шауттами. Золотоволосая погибла за год до Катаклизма. Убита Войсом. Великий волшебник сам ее похоронил.

— Ведьма мертва. Мы живы. Стоит ли задерживаться? — Сойкой, как часто это случалось, руководил трезвый расчет. Она плевать хотела на покойниц, пусть когда-то они даже были равны богам.

Уходя, Тэо несколько раз обернулся. Сегодня перед ним ожила еще одна легенда. Он тут же одернул себя, усмехнулся этому слову — «ожила». Могила великой волшебницы и останки великана. Ни то, ни другое нельзя было назвать живым.

Улица привела их к прямой, уходящей вверх лестнице. У ее основания замерли две скульптуры крылатых львов, вставших на дыбы.

Где-то далеко-далеко тоскливо загудел рог. Звук продолжался несколько мгновений, а затем захлебнулся, словно трубящего прервали.

Лавиани сухо бросила:

— Мэлги знают, что мы здесь. Нашли мертвеца.

— У них есть следопыты? — спросил Тэо.

— Уверена в этом. Но им все равно понадобится время.

Путь наверх оказался долгим. На площадке Шерон остановилась перед разломанной на несколько кусков стелой из синего мрамора. Тут же лежал ранее венчавший ее исполинский альбатрос. У символа Летоса были разбиты крылья и отколота голова. Девушка с жалостью заглянула в глаза великой птицы, которая здесь, на земле, казалась совершенно беспомощной и всеми покинутой.

Стараясь не нарушать тишину этого туманного места, они добрались до неработающего фонтана в виде мраморных дельфинов, на спинах которых сидели обнаженные девушки. От него начиналась едва видимая глазу дорожка, скрывавшаяся за углом великолепного здания, украшенного витыми лестницами и колоннами.