– Если я задержусь здесь еще на четверть часа, меня женят, – сказал Бестужев. – Ее папаша, ее братья, целая орава с револьверами… Скорее! Вы же француз, должны понимать такие вещи!

– О-ля-ля! – воскликнул авиатор, в чьем мозгу явно уложился последний кусочек головоломки. – О да, понятно…

Страшным голосом Бестужев вскричал:

– Вы получили деньги! Вперед!

– О да, – сказал месье Леду, став строгим, серьезным, собранным. – Любой француз, черт побери… Антуан! Мы взлетаем. Соберете вещи, сядете на поезд, встретимся в Вашингтоне, я оставлю для вас на почте сообщение. К пропеллеру!

Он направился к аэроплану едва ли не парадным шагом, комичный и серьезный одновременно. Рысцой их обогнав, Антуан подошел к задней части аппарата, замер в привычной позе, положив вытянутую вверх руку на лопасть пропеллера.

– Карабкайтесь, – сказал авиатор, подсаживая Бестужева. – Садитесь вон туда. Пристегните ремень на талии, и покрепче. Держитесь за что-нибудь, только ни за что не трогайте вон те тяги, иначе мы упадем… поняли?

Откровенно признаться, теперь сердце у Бестужева ушло в пятки, оказавшись сидящим на деревянном сиденьице, вот-вот готовом развалиться под ним вместе со всем аппаратом, он уже горько раскаивался, что ввязался в эту безумную авантюру – но что прикажете делать, если другого выхода нет? Аэроплан движется гораздо быстрее лошади, и, в отличие от нее, устать не способен…

Перед ним маячила спина француза, что-то нажимавшего, вертевшего.

– Контакт!

– Есть контакт!

– Пошел!

Бестужев торопливо пристегивался широким кожаным ремнем с большой квадратной пряжкой, поначалу затянул его так, что дыхание сперло, спохватился и самую чуточку ослабил. Оглянувшись на него и убедившись, что с пассажиром все в порядке, авиатор еще что-то сделал, и мотор за спиной Бестужева затрещал, зачихал, заработал безостановочно…

– От винта!

Оглянувшись через плечо, Бестужев увидел за спиной сплошной туманный диск – а в следующий миг аэроплан дрогнул, покатился вперед, все ускоряя бег… Быстрее пешехода, быстрее велосипедиста, быстрее лошади…

Слева, на краю равнины, показались трое верховых – и, приостановившись на миг, пустили коней наперерез. Не колеблясь, Бестужев вырвал револьвер из кобуры, положил его дулом на согнутый левый локоть, прицелился, нажал нас пусковой крючок, еще и еще… Француз оглянулся на него, покрутил головой и тут же сосредоточился на управлении аппаратом, все быстрее мчавшимся по равнине.

Бестужев дал еще один выстрел – и наконец угодил в цель. Передняя лошадь, опередившая остальных на несколько корпусов, вдруг словно споткнулась на полном скаку и рухнула, всадник вылетел из седла и покатился по земле, двое натянули поводья, свернули в сторону, Бестужев увидел совсем близко их испуганные, растерянные физиономии, один, кажется, выхватывал револьвер и никак не мог ухватить рукоятку…

И земля провалилась вниз. Бестужев испытал ни с чем несравнимое ощущение – словно полностью лишился веса, сердце будто остановилось на томительно долгий миг. Он зажмурился, но тут же открыл глаза.

Он летел! Летел! Деревья внизу становились все меньше и походили на клочки зеленой ваты, видневшийся справа городишко стал скопищем игрушечных домиков, а недалекая река выглядела застывшей, неподвижной… Он летел!