— Господин Сегуро, — сказала Мери, с которой Уоррен обменялся бесчисленными поцелуями (он читал их все в ее глазах!), — господин Сегуро хочет сделать из Вайолет кинозвезду. — Мери рассмеялась.

— О, чудесно! — ответил Принс. Он взглянул на Вайолет.

Она в самом деле покраснела и смутилась. Желая скрыть смущение, девушка хлопнула в ладоши и воскликнула:

— У меня будет тогда куча денег! И каждому из вас я построю виллу с плавательным бассейном.

Все расхохотались, и громче всех сияющий г-н Сегуро.

— Вы артист? — обратился Уоррен к Сегуро.

Господин из Лос-Анджелеса еще шире расправил плечи, его темные глаза светились дружелюбием.

— Артист? — Его толстые, румяные губы — казалось, они вот-вот лопнут от избытка крови — тронула улыбка. — Нет, нет, к сожалению, — ответил он, поклонившись. — Увы, сударь, у меня нет никаких талантов, ни малейших.

— Ну, тогда вы режиссер.

— Нет, я финансирую производство фильмов, — тряхнув черной гривой волос, со смехом ответил Сегуро. — У меня, как я уже сказал, никаких талантов. Единственный мой талант — мой дядя Рафаэль Сегуро, банкир из Лос-Анджелеса.

И снова на лице Сегуро засияла ослепительная улыбка. Он был чудесный парень, и Уоррен пришел от него в восторг.

Вдруг Вайолет, указывая на красную гвоздику в петлице Уоррена, спросила:

— А это что такое? — Ее глаза зажглись любопытством. — Кому предназначена эта гвоздика? Скажите-ка, Уоррен. Только правду!

Принс вынул гвоздику из петлицы и с легким поклоном протянул ее Вайолет.

— Она предназначена для Вайолет, — сказал он.

— О! О! — Вайолет залилась воркующим счастливым смехом. — Как это мило с твоей стороны, Уоррен! А я уж начала ревновать. — Но все-таки, прежде чем ее рука коснулась гвоздики, она вопрошающе взглянула в сияющее лицо г-на Сегуро. Этот взгляд крайне обеспокоил Принса. Он смутился. Но тут Этель воскликнула:

— Вот и мама!

К ним подошла г-жа Холл.

— Hello, boy[15],— приветствовала она Уоррена. — How are you?[16] — Она взяла его под руку и быстро увлекла в сторону. — Пройдемтесь, Уоррен, — сказала она, — мне нужен ваш совет.

Уоррен не слишком обрадовался тому, что его увели именно в этот момент. Но когда он узнал, зачем г-жа Холл это сделала, он чуть не вспылил. Ей ничего, собственно, от него и не нужно было, она только попросила помочь ей набросать очень важную телеграмму и проводить ее на телеграф. Она плохо ориентировалась на пароходе. Только за этим он ей и понадобился. Черт побери, ей ничего не стоило вызвать человека с важного заседания, чтобы спросить, не желает ли он купить старую пишущую машинку.

Госпожа Холл нервничала и тревожилась, очень тревожилась. В Оклахоме и Денвере в последние недели обанкротились шесть банков! Как-то там банк Холла? Десять минут назад она разговаривала со Швабом из «Нью-Йорк стандарт». Он рассказал ей, что фермеры Запада переживают тяжелый финансовый кризис, но это ей и самой известно. А тут вдруг она увидела Уоррена и подумала, что он, наверно, знает подробности.

Мать трех красавиц дочерей, г-жа Бетти Холл, здоровая, пышная, краснощекая женщина, все еще не утратила былой красоты. Ее белоснежные волосы, как и у многих американских женщин, были мягкие, волнистые, словно шелковая пряжа. В ее лице без особого труда можно было разглядеть черты ее дочек — ямочки на щеках, рисунок губ.