В «Голубой ленте» волнующая Келлермана проблема «Техника и человек» получает новые аспекты развития. Писатель уже не довольствуется, как в «Городе Анатоле», лишь моральной стороной пагубного воздействия быстрой наживы, связанной с техническим прогрессом. Он и в этом романе искренне радуется успехам техники: «Космос» — это величайший в мире корабль, пожалуй, самый красивый из всех, когда-либо построенных человеком. Но его судьба теснейшим образом переплетается с сотнями человеческих судеб, и если одни люди любовно создают его своим разумом и руками, а другие доверяют ему жизнь и безопасность, то третьи губят его в безрассудной гонке за наживой и престижем. Небывалый взлет технической мысли, типичный для эпохи развитого капитализма, порождает «Космос». Но не менее типичное для этого времени обострение конкуренции безжалостно швыряет на дно океана это великолепное творение инженерной мысли и рабочих рук. Писатель усматривает в этом не слепую волю случая, а действие законов, управляющих миром, в котором он живет.

Как относиться к этим противоречиям стремительно развивающегося технического прогресса? В самом начале романа, знакомя едущих в одной каюте героев — журналиста Уоррена Принса и композитора Феликса фон Кинского, автор заставляет их высказаться на эту тему. Подлинное дитя своего века, американский газетчик Принс чувствует себя как рыба в воде в атмосфере этой «восьмиэтажной крепости из черных стальных плит». Небоскребы и пароходы вроде «Космоса» — это его стихия, по сравнению с которой египетские пирамиды выглядят «жалким хламом». Кинский же, отвечая своему собеседнику, решительно отвергает все культурные достижения, которыми гордится человечество, вплоть до граммофона, кинематографа и радио. На корабле, в лабиринте коридоров и трапов, он чувствует себя словно в плену у злого волшебника. Конечно, оба пассажира триста двенадцатой каюты стоят на полярных ортодоксальных позициях, которые отнюдь не разделяет автор. Но отношение к железной громаде «Космоса» — это тот пробный камешек, который сразу высветляет и беспринципную, карьеристскую суть Принса, и тяжелый, фанатичный эгоцентризм Кинского, его неврастеничную мизантропию.

Ажиотаж вокруг билетов, дающих право совершить первый рейс на самом быстроходном и единственном в мире непотопляемом судне, атмосфера сенсации формируют на борту «Космоса» своеобразный пассажирский контингент. В основном это те, кто причастен к созданию корабля, его совладельцы, а также те, кто оказался в состоянии оплатить путешествие в его комфортабельных каютах. Правда, есть в этом «обществе в миниатюре» и свои «низы» — это пассажиры нижних палуб, эмигранты, «готовые тащить за собой свои несчастья из Европы в Америку, из Америки в Европу и, если придется, — вокруг всего света»; стюарды и кочегары, от которых зависит рекорд скорости. Газетчика Принса, освещающего ход рейса, эти люди не интересуют, не видит их и читатель, так же, как бастующих горняков на шахте одного из пассажиров «Космос» — угольного «короля» Гарденера. Но и эти шахтеры, и кочегары у топок, и «третьесортные» пассажиры с нижних палуб — это безликая, стихийная, но грозная сила, которую постоянно приходится ощущать фешенебельным пассажирам чудо-корабля.