Все приближенные царицы почитали Эрис, несмотря на ее внешнюю суровость. Она любила хороших людей и хорошие вещи, хоть никогда не старалась приобрести дружбу первых и покупать вторые. Не имела она и ложной гордости, никогда не хотела унизить других или требовать себе особенных знаков почитания и внимания.
Непобедимая простота, полное отсутствие недостойных желаний и зависти давали ей крепость переносить любые трудности. Эрис понимала с первого взгляда прелесть явлений и вещей, ту, что обычно проходит мимо большинства людей. Ее удивительная красота перестала служить оружием с тех пор, как она покинула храм Кибелы-Геи, хотя поэты воспевали, а художники всячески старались заполучить ее моделью, афинянка удивлялась, как немного людей понимало истинное значение и силу прекрасного облика Эрис. В сравнении с Таис она производила впечатление более взрослой, как будто ей было открыто более глубокое понимание дел и вещей, чем всем другим людям. И в то же время в часы веселья Эрис не уступала афинянке, в глубине души оставшейся прежней афинской девчонкой, падкой на безрассудные, озорные поступки. Эта дивная ниспосланная Великой Матерью, или Афродитой, подруга уходила от нее в подземное царство. Таис казалось, что сердце ее умирает тоже, что вокруг уже собираются тени мертвых: Менедем, Эгесихора, Леонтиск, Александр…
Сдерживая рыдания, Таис шептала трем всемогущим богиням, моля вернуть ей Эрис. Словно в ответ на ее мольбу, еще раз открылись синие глаза, озаряясь теплым светом любви.
– Не печалься, мой друг, я буду ждать!
Эрис даже в тяжелом своем состоянии не забыла про обещание дожидаться Таис в Аиде, на полях асфоделей перед Рекой, чтобы перейти ее вместе с подругой, рука в руке.
И тогда Таис больше не могла сдержать отчаянный приступ горя. Ройкос решил послать за главным жрецом Нейт в страхе, что царица умрет от потрясения.
Старик жрец вошел, едва дыша, но не теряя величественной осанки. Он склонился над бесчувственной Эрис, взял ее руку и долго держал. Потом тронул за плечо царицу. Таис подняла искаженное горем лицо и встретила спокойный и печальный взгляд своего друга.
– Мне думается, она будет жить, – сказал жрец. Таис задохнулась, не в силах вымолвить ни слова. – Я послал за нашими врачами в помощь твоему эллину. Помнится мне, ты как-то упоминала о веществе из гор около Персеполиса. Сохранилось ли оно у тебя?
– Да, да! Сейчас принесу! – Таис заторопилась к ларцу, где хранились диковинные лекарства Месопотамии, Индии и Бактрианы.
Жрец нашел кусок темно-коричневого цвета, напоминавший смолу, и передал появившимся двум пожилым египтянам в простых белых одеждах. Скромные, но уверенные, они поговорили о чем-то с врачом дворца, растерли кусок лекарства в молоке и, разжав зубы Эрис, напоили ее. На рану положили пучок голубоватой травы с сильным странным запахом и крепко забинтовали.
– Теперь твое величество пусть выпьет, – сказал жрец, протягивая Таис полчашки напитка, похожего на прозрачную, чуть опалесцирующую воду, – иначе потрясение, подобное сегодняшнему, может дорого обойтись. Рану сердца надо лечить немедленно, ибо далеки и неожиданны последствия.