После вассализации Камбоджи, сахарный тростник поступал на остров чуть выше себестоимости выращивания. Мы его брали без посредников, у крестьян, выходило вчетверо дешевле для нас, и вдвое выгодней для крестьян, каждый год кхмеры расширяли его посадки. Да, забыл, что на сахарном производстве работали молодые японки за смешные деньги. Единственное, где мы не экономили, так это в продолжительности рабочего дня. Даже у пленных и наёмных рабочих он не превышал девяти часов в сутки на человека при обязательном выходном дне в воскресенье. Пришлось даже подготовить нечто вроде краткого трудового кодекса, запрещавший любые штрафы, ограничивающий рабочую неделю 54 часами, гарантировавший недельный отпуск в году, и некоторые другие мелочи. А местным торговцам и ремесленникам мои люди подсказали, как "обойти" ограничения по величине рабочей недели. Всего лишь, оформить не меньше десятой доли производства в собственность работника. Тогда тот становился совладельцем и имел право работать, сколько сможет и захочет.
Поведение руководства Беловодья, законы, реклама и проповеди немногочисленных священников, по давно достигнутой договорённости, направлялись в общем русле восхваления трудолюбия, мастерства и честности. Поэтому девятичасовой рабочий день подавался не наградой, а препятствием, которое истинный рабочий обязан обойти. Мол, барон рассчитывает на слабаков, не способных долго работать, а добрый рабочий сможет больше трудиться. Если нельзя на рабочем месте проводить больше 9 часов, хороший хозяин "доберёт" в родном хозяйстве, сделает из дома картинку, обустроит свой квартал, например. Предвосхищая теорию Дарвина, мы с Иваном пустили лозунг, "Труд сделал из дикаря человека", на фоне окружающих первобытных племён, исключительно доступный для понимания русских рабочих. Теперь любой лентяй или бездельник рисковал получить прозвище дикаря, людоеда и тому подобное. Так, что атмосфера в городах была исключительно рабочая, бездельники по улицам не шлялись, о нищих и попрошайках даже речи не шло. Зато города и улицы на острове стремились перещеголять друг друга в красоте, чистоте, порядке. А мы не жалели денег на рекламу и поощрение умельцев.
Рабочие руки, даже неквалифицированные, требовались повсюду. Поэтому без дела могли бродить исключительно лентяи и преступники, которые на улицах долго не задерживались. Немногочисленная полицейская служба, при помощи уличкомов, быстро вылавливала тунеядцев. Если после первого предупреждения задержанный не делал выводов, при повторном задержании он отправлялся добывать уголь на два месяца. В угольном разрезе ему была обеспечена постель, кормёжка и кое-какая зарплата. Фактов третьего задержания бродяг и тунеядцев было крайне мало, все они уплывали осваивать тихоокеанские острова, обозначать русское присутствие. Работать там никто не заставлял, лежи, как в рекламе, на песке, и ешь кокосовые орехи, если самого аборигены не схарчат. Немногочисленных беловодских калек, оставшихся без родных, прибирали к себе церковники, но, не на паперть, а на лёгкие работы. Где-то сторожить, где-то дворничать, и тому подобное. В перспективе, мы с Гермогеном планировали открыть богадельню для немощных, таких пока не набиралось и десятка.