Эти раздумья Левина были не случайны и не вчера возникли. Их разогревала невестка - волевая, настырная. В последнее время в семье жила напряженность. Невестка твердила: "Надо ехать, пока не поздно, пока мышеловка не захлопнулась". Несмотря на свои двадцать девять лет, нрав и напор у нее были многоопытного человека, склад ума жесткий; меньше всего, убеждая, пользовалась эмоциями. "Вот факты, - говорила она обычно. Она преподавала в школе математику, ни с кем не конфликтовала, но и садиться себе на шею не позволяла. Однажды завуч спросил: "Евгения Ильинична, как у вас дела с интернациональным воспитанием? У нас должна быть комплексная комиссия облоно". - "Плохо, Ярослав Николаевич, - ответила она. - Не справлюсь. Никак не могу отучить детей вырезать на партах слово "жид"...
Она не приносила домой слухов, а рассказывала эпизоды из жизни школы, и это были в ее понимании самые сильные аргументы, поскольку школа точное зеркало общества.
Как-то пришла веселая. За обедом вдруг сказала:
- Интересный разговорчик был в учительской. Наша милая словесница Тамара Даниловна где-то раздобыла миниатюрное издание Пушкина на двух языках - на русском и параллельно на идиш. Показывает мне и этак невинно: "Евгения Ильинична, интересный вы народ, евреи... Я, конечно, хорошо отношусь к вам, но все у вас не такое. Даже вот читать надо справа налево, а не как у всех - слева направо". Я ей тут и вмазала: "Когда ваш народ и многие другие еще ходили в шкурах, мой народ уже создал Библию, которую вы сейчас читаете слева направо". Она обалдела и испуганно лепечет, она же у нас из парторгов: "Я Библию не читала". Я ей говорю: "Напрасно, Тамара Даниловна. Тогда бы вы мне не задавали таких вопросов". Она у нас вообще большая интернационалистка. Был у нас такой ученик Миша Рубинчик. Хулиган, двоечник, полный балбес. Однажды наша Тамара Даниловна спрашивает у него: "Кто написал "Недоросль" - "Не знаю, какой-то не русский". Что вы думаете она сказала ему на это? Объяснила, кто такой Фонвизин, происхождение его фамилии? Как бы не так! У нее хватило ума крикнуть на весь класс: "Сам ты не русский!" Сейчас этот Рубинчик то ли в Израиле, то ли в Штатах. Небольшое приобретение для тамошнего общества. Он на всю жизнь сохранит приятное воспоминание о нашей школе и о стране, где родился.
- Разве вам не ясно, что отсюда надо уезжать? - обратилась она к Левину.
- Куда б ты ни уехала, все равно ты будешь думать по-русски. Я уже не говорю о нас, стариках, - тихо сказал Левин.
- А почему вы печетесь только о себе? - вспыхнула невестка. - У меня есть сын, ваш внук, о котором надо думать сегодня, сейчас!
Левин понял: возражать бесполезно. Да и что возражать? Она била по живому. Было неприятно, больно, раздумья бесплодны, только истязают безысходностью, последнее время эта безысходность завыла в полный голос. Национальное вокруг стало концентрироваться, осознавать себя, и оттого стала заметней неприкаянность и отторгнутость евреев. Несмотря на то, что официально стало легче. Может, даже именно поэтому: где-то открываются синагоги, создаются общества, кружки по изучению иврита и идиш, выходят какие-то газеты, журналы. Но все это - самообман, иллюзии возрождения. Возрождаться уже некому и нечему. Все позабыто, уничтожено. Дух вышел...