33
Сын ушел к приятелю ставить сателлитарную антенну, жена с внуком играла в домино, считая, что так легче обучить ребенка счету, привить ему усидчивость и развить сообразительность. Левин заглянул в комнату к невестке, она проверяла тетради.
- Женя, - окликнул он, - мне нужна полиэтиленовая обложка. Обычная. Старая или новая, - не имеет значения.
- Эта годится? - сняла она обложку с ученической тетради.
- Вполне. Спасибо.
- Что это вы такое приобрели, что надо оборачивать?
- Редкую книгу.
- Вы начали покупать редкие книги?
- А что? Это приятное занятие.
- Не поздно ли? - вопрос был двусмысленный, и он не знал, какой смысл держала в уме она.
- Может, я проживу еще лет десять. Не допускаешь? А потом книги достанутся Сашеньке, - Левин все же решил уточнить вопрос невестки: что имела в виду, произнеся: "Не поздно ли?"
Но ей, видимо, не хотелось затевать трудный для обоих разговор и спросила:
- А что за книга?
- Это по моей части. Записки одного криминалиста, - взяв обложку, он вышел, сел возле телевизора, включил торшер, аккуратно вставил в целлофановые карманчики мягкий переплет книги, стараясь не погнуть углы и, открыв последнюю страницу, пробежал взглядом содержание. С двести семнадцатой страницы начиналась глава "Старорецкие убийства". Левин стал читать.
"...Начало лета 1918 года было тревожным. По ночам на улицах слышалась стрельба, какие-то крики, топот ног. По городу ползли невероятные слухи, они множились в очередях, в толпах людей на базаре, обрастая самыми жуткими и фантастическими подробностями: в одном уезде живьем на кресте сожгли священника, в другом мириады крыс дожрали последнее зерно в амбарах и ринулись за добычей по квартирам, в третьем уезде местное ЧК отобрало у населения все дрова и весь уголь, даже из пекарен. Я понимал, что все эти гиперболы и фантазии порождались реальностью: власти закрыли церковь и выгнали батюшку, мельницы бездействовали из-за отсутствия зерна, отчего и не было муки и, естественно, хлеба, где-то кто-то взорвал мост, эшелон с дровами и углем, не доехав до города, ночью был разграблен обывателями округи. Хватало подобных новостей и по самому Старорецку: бандитизм, грабежи, убийства - в хаосе и разрухе начал править бал преступный мир. Местные робеспьеры из ЧК беспомощно носились по Старорецку и всей губернии, внося в это дело революционный энтузиазм, а вернее, сумбур, полагая, что одним своим видом и стрельбой можно все укротить. Уничтожая старое государство, большевики не понимали, что один кирпич нужно сохранить, не разбивать, а уложить в стену нового здания. Этот кирпич - опыт профессионалов, боровшихся с тем, что вечно для любой системы - уголовная среда. С горечью я наблюдал, как подожженное красными матросами, под их радостное улюлюканье пылало полицейское управление, а ведь в том огне сгорела не просто мебель и старая власть, но и собранная за долгие годы картотека сыскной службы: имена, фамилии, клички, агентурные данные и прочая. И, может быть, больше этих матросов пожару радовался уголовный мир...