– Оставь его! – Папа схватил прорицательницу за руку и попытался оттащить ее назад, но все его усилия закончились тем, что в его ладонях остались мелкие лоскутья кожи и тоги. Все мое тело, будто насаженное на огромный крюк, дернулось вверх.

– Нет! – закричал кто-то внизу. – Я отдам свою душу!

Скилаки повернулась на голос. Папа застыл столбом. Мои ноги бухнулись о мрамор.

В стороне от нас профессор Бегад поднялся со своего кресла-каталки. Он держался прямо и гордо, с силами, которых я от него не ожидал.

– Я предлагаю леди Артемисии свою душу.

Мы все бросились к профессору Бегаду; ноги его не удержали, и старик рухнул назад в кресло.

– Вы не можете, профессор! – воскликнул я.

Но профессор отрицательно помотал головой.

– Дети мои, – произнес он скрипучим шепотом, – посмотрите на меня. Мне не так долго осталось. Вы не представляете всю ту боль, которую мне приходится терпеть. Когда я умру, я перестану быть вам полезен. Так что прошу… позвольте хотя бы моей смертью помочь вам в ваших поисках локули.

Папа ошеломленно смотрел на старика:

– Вы готовы умереть ради них?

Профессор Бегад кивнул.

– Я всегда поступаю так, как считаю правильным.

– Мы вам не позволим! – заявила Эли.

– Вам не понравится жизнь в качестве зомби, профессор, – поддержал ее Касс.

– Скилаки, – сказал я, – пожалуйста, дайте нам минутку-другую.

Она закатила глаза, и один из них вывалился из глазницы. Но бывшая прорицательница успела поймать его до того, как он ударился о мраморную лестницу, и сунула глазное яблоко на место.

– У меня есть все время мира, – сказала она. – В полном смысле этого слова.

– Я ничего не видел, – пробормотал Касс.

Я побежал вниз по ступеням, знаками призывая остальных последовать за мной. Торквин встал за креслом профессора Бегада и застегнул ремень вокруг талии старика, после чего опустился на колени, взялся за подлокотники и встал, подняв каталку на уровень своей груди. Когда он начал медленно спускаться, Бегад прикрыл ладонь здоровяка своей.

– Я буду скучать по тебе, старый друг, – сказал он.

Торквин кашлянул. Его лицо густо покраснело. Опустив старика на землю, он старательно отводил взгляд, чтобы не смотреть на нас.

Что смерть профессора Бегада будет значить для него?

Что она будет значить для нас?

Я посмотрел на профессора. За его слезящимися покрасневшими глазами таилась решимость – столь же несокрушимая, как нависающие над нами мраморные колонны.

– Джек… – Голос Эли вернул меня к реальности.

– Вот наш план, – сказал я. – Пусть будет как она хочет. Но мы будем действовать супербыстро. Так, чтобы Артемисия отдала нам локулус, но не успела ничего с ним сделать.

– Это безумие, Джек, – возразил Касс. – А что, если она сначала его зомбирует?

– Вспомни послание Чарльза Ньютона: «Где хромой пойдет, больной встанет, мертвый будет жить вечно», – на память воспроизвел я. – А вдруг это означает, что локулус может возвращать к жизни? Мы просто вернемся с профессором и попробуем на нем!

Папа резко побледнел:

– Джек, ты собираешься играть с жизнью и смертью.

– А для смертных нет игры опаснее, – заметил Канавар.