Я чувствовал на себе взгляд Марии.

– Он впорядке? – спросила она.

– В полном, – ответили мы с папой хором.

«Она начинает что-то подозревать. Остановись на каком-нибудь кабинете. На любом».

– Двадцать четыре! – выпалил я.

Я бросился к двери и повернул ручку, но она даже не шелохнулась.

Папа выдавил из себя смешок:

– Дверь заперта… э-э… Джош. Мы обычно запираем кабинеты, хе-хе. – Он похлопал себя по карманам. – А я, похоже, забыл свои ключи в другой паре штанов.

– Какой энергичный молодой человек, – улыбнулась Мария, стянув через воротник шнурок с пластиковой картой, и подошла к кабинету В24. – Может, когда-нибудь станет палеонтологом.

«А вдруг это не та комната? Что, если придется просить ее открыть другую?»

– А можно мне самому открыть? – спросил я. – Я просто хочу посмотреть, как работает карточка.

«Тупо, тупо, тупо!»

– Хорошая мысль, – подхватил папа. – Тогда мы не будем вас задерживать, Мария. Джеймс сам откроет все двери. А мы потом вернем вам ключ.

Мария озадаченно посмотрела на него:

– Мне показалось, вы сказали, что его зовут Джош.

– Он постоянно путает! – воскликнул я, выхватывая у нее карточку и засовывая ее в замок.

Дверь со щелчком отворилась. За ней оказался небольшой кабинет с длинным столом, книжными полками и белой доской. Но мое внимание приковали два картотечных шкафа у противоположной стены. Я подбежал к ним и отворил дверцы.

Бумаги. Папки.

– Его здесь нет, – пробормотал я.

Теперь Мария выглядела откровенно встревоженной:

– Чего нет?

– Извините. – Я выскочил назад в коридор. Папа, болтая и посмеиваясь, принялся отвлекать ее внимание.

«Здесь! Кабинет В25!»

Комнату в конце коридора скрывали двойные двери. Когда я подошел к ним, Песня уже заглушала все остальные звуки.

– Кстати, моим самым любимым альбомом у Битлов был «Abbey Road»… – будто издалека доносился до меня веселый голос папы.

Мне необходимо было найти локулус до того, как он заговорит Марию до смерти.

Когда я засовывал карточку в замок, руки у меня тряслись. Дверь открылась, и я включил свет.

Комната оказалась квадратной и очень просторной. Здесь стояло нечто вроде огромной тележки для перевозки диорам. Запах от нее шел такой, что меня едва не вырвало, – густой, сладкий и терпкий, этакая смесь плесени, экскрементов и химикатов. Спиной ко мне стояла почти неотличимая от живой фигура неандертальца, тело которого наполовину было покрыто густыми волосами. На столе рядом были разложены африканские племенные маски и стояли бутылки с чистящим средством. На другом столе восседало какое-то божество, его замысловатая прическа едва не задевала низкий потолок. Окруженное козами и коровами, оно улыбалось и держало в одной руке нечто напоминающее солнце, а в другой – что-то похожее на луну.

В центре комнаты стоял высокий стол из цельного массива дерева, весь заваленный шкурами, камнями и самоцветами, наполовину набитыми чучелами птиц, инструментами, частично опустошенными банками и кувшинами, обрывками веревок. Нечто похожее на енота, казалось, смотрело прямо на меня, хотя глаза у него отсутствовали, а нижняя часть туловища висела, как складки широкой юбки. Все стены закрывали стеллажи и деревянные шкафы с большими дверцами. Я приступил к работе: открывал их один за другим и ворошил кучи маленьких голов, пушистых хвостов, покрытых лаком тел, искал в ящике с искусственными глазами животных и за чем-то, очень похожим на рог носорога.