Дважды духота разворачивала левый краешек зеленой упаковки и прикасалась средним пальцем правой руки к отрезу материи.

Hо ёжик не носил сарафанов.

========================================================================== Oleg Docenko 2:5020/400 26 Jun 03 06:50:00 Татьяна Краюшкина

Переезд в новый дом

Пришла повестка о переезде в новый дом. Ее три уставшие ноги волочились по мелкой майской пыли, а лапотки, снятые кальки с венериного башмачка, сочились усталостью. Сочиво было малостью, переполнившей канкан ритма. Сплетенная крючком мелодия жизни вновь стала казаться оборванной нитью: один хвостик - маленький-маленький - безжизненно висел из уже сплетенного изделия, а второй, еще не начавший выплетаться узором сначала плелся послушно за волей духоты, а потом просто взял и оборвался. И всё потому, что она оглянулась назад. Вдруг осознание того, что всё кончилось, даже иллюзии, что даривший лилии никогда не будет с ней, задышало в затылок. Духота попыталась повернуться на 180 градусов, но дыхание осознания не прекратилось, а напротив, услужливо продолжало дышать: теперь - ей в лицо. И она посмотрела своему страху в глаза.

Потому что это и был ее главный страх. Потому что она всё еще качала в люльке самоабортированный зародыш надежды, что даривший лилии вернется к ней навсегда. Или хотя бы внезапно позвонит в дверь и вернется к ней на пару часов. Раньше она дышала этой парой часов. Они были ее кислородной маской.

Теперь они стали болотной гнилью. Потому что он никогда не вернется к ней.

Ушедшие не возвращаются.

И она пошла к морю по имени Алексей. Она села на берег моря и заплакала. Слёзы пытались перегнать другу друга - кто раньше осолонит ее шею - и дальше - к груди. А она всё плакала и плакала, потому что никак не могла избавиться от всей этой любви, накопившейся в ней к дарившему лилии, почковавшейся в ней, как микробы, и заразившей всё ее тело и даже немного душу. Потому что этой любви было гораздо больше, чем самой духоты. А духота была всего лишь женщиной. Женщиной, которая сидела на берегу моря по имени Алексей и плакала.

А Алексей целовал ее бедра. Hачался вечерний прилив.

Повестка тайно наблюдала за духотой. И жалела и ее, и себя. Жалела свои истертые лапотки и ножки, жалела истертую об осознание бессмысленной надежды любовь духоты и ее недоцелованные лилиями губы. Жалела то, что духота никогда больше не будет источать столь терпкий мирро любви. А будет просто жить дальше в пустоте, наполненной обывательством и бытом, стараясь больше не отдавать своей любви никому, а забирать себе все нотки симпатии каждого встречного.

Потому что всё это будут тени любви дарившего лилии. Она села на берег моря по имени Алексей рядом с духотой и заплакала.

Белая лошадь решила не ждать духоты, а самой сходить к ней в гости. Потому что ее заели оводы. А медвежонку нравилась медвяная прохладность ее кожи, а не коросты от укусов. Поэтому нужно было избавиться от оводов. Заодно погулять в Цикламеновой роще и посмотреть на начавшуюся плодородность стрекоз. Лошадь хотела возвышенной любви, сладостных признаний и катаний в лодке ночью лунной.