«Возможно, – думала она, – ей сделали сразу несколько предсказаний. Но кто станет верить случайным “ясновидцам” с улицы? И если уж Томас была уверена, что на нее нападут, значит, она точно знала и что я смогу избежать ее жизни. Томас была слишком боязлива, чтобы изменить свою судьбу, но я не повторю ее ошибки!»

Исполненная внезапной уверенности, она осторожно сняла стейки с глаз и оценила результат в зеркале. Припухлость спала, но синяки оставались темными и насыщенными. Они должны были продержаться еще несколько дней и вдобавок болели. Затем она направилась в ванную смыть мясной сок с лица и волос, остановившись лишь затем, чтобы достать «Тоблерон»[2] из мини-бара.

Через сорок пять минут она села в поджидавшую ее машину и поехала в Сити. Одежда ее была выстирана, волосы сильнее пахли цветами, чем стейками, а все мысли занимало то, что ей делать со своей жизнью. Не возникало сомнений, что они с Томас были разными людьми. Конечно, она была благодарна последней за то, что та ей оставила, но девушка, ранее жившая в ее теле, теперь могла покоиться с миром.

Повинуясь внезапной прихоти, она попросила водителя проехать мимо некоторых достопримечательностей Лондона. Проезжая рядом с Трафальгарской площадью и Собором Святого Павла, она щурила глаза, чтобы получше их разглядеть. Эти места были ей знакомы, но так, будто она только читала о них или видела на фотографиях.

Длинный черный автомобиль плавно остановился перед банком, и когда она попросила водителя подождать ее, тот согласно кивнул.

«Интересно, Томас имела такой же вкус к роскоши? Жаль, если нет – ведь она могла ее себе позволить». После завтрака она спустилась к банкомату в гостинице, чтобы проверить баланс на счетах своих карт, и пришла в трепет, увидев, сколько там отобразилось нулей. Если это было то самое богатство, о котором Томас упоминала в своем письме, то ее действительно ждала весьма комфортная жизнь. Если там было больше, то жизнь обещала стать даже чересчур хорошей.

Она выбралась из машины и поднялась по ступенькам, едва заметно оглядываясь по сторонам в поисках малейших признаков слежки. Но не увидев ни перчаток, ни просто смотревших в ее сторону людей, успокоилась и вошла в здание.

«Наверное, мне придется придумать имя. Я ведь не могу остаться Мифани Томас, если отказываюсь от ее прошлого. И я не в восторге от идеи быть Энн Райан. Пожалуй, сейчас опасно принимать решения, прежде чем я узнаю, что задумала Томас. Там может быть паспорт или что-то подобное. Хотя мне всегда нравилось имя Джин. По крайней мере, мне кажется, что нравилось».

Все еще рассуждая, она следовала по указателям, спустилась на лифте к ячейкам, открыла тяжелую деревянную дверь и подошла к администратору.

– Доброе утро, меня зовут Энн Райан, – поздоровалась она, доставая водительское удостоверение.

Администратор, поднявшись, кивнула. На руках у нее были латексные перчатки. И прежде чем женщина, ранее известная как Мифани Томас, успела произнести хоть слово, администратор дернулась и ударила ее по лицу.

Она отлетела назад, в глазах вспыхнула боль, из груди вырвался крик, похожий на свист поезда. Сквозь застлавшие взор звезды она увидела, как в помещение вошли трое мужчин и закрыли за собой дверь. Ее окружили, и один из мужчин наклонился над ней со шприцем в руке. Охваченная внезапной яростью, она ударила его между ног. Тот, взвизгнув, согнулся пополам, и она зарядила ему кулаком по подбородку. Он пошатнулся, упав на одного из своих товарищей, и она вскочила на ноги, оскалив зубы. Тут ее охватила паника: она совсем не умела драться. И все же кое-что было очевидным. Она толкнула мужчину, которого ударила до этого, прибив его вместе с товарищем к стене. Оставшийся третий и женщина стояли поодаль, будто опасаясь к ней прикасаться. Она заметила, что мужчины тоже были в латексных перчатках. Женщина бросила вопросительный взгляд на того, кто еще стоял на ногах.