– Мы всегда хотели тебя хорошенько изучить, – заявил слон. – Ты вообще пугаешь Правщиков. Женщина, которая умеет управлять живой материей. Их преимущество в том, что они все биологические создания, – это оружие, которым они могут победить Шахов. Они не смогут стрелять из своих пистолетов, если ты решишь им запретить. Какими бы улучшениями ни обладали агенты, под твоим контролем они готовы были себя разорвать. Ты, дорогая, – их самый страшный кошмар. И – величайшая возможность. Ты – наш уран. Если нам удастся разобрать тебя на части, то нас уже ничто не остановит.

– Ученые из Имения не смогли, – заметила Мифани напряженно. Пальцы Нормана опустились вниз, забравшись под комбинезон и остановившись на плечах.

– По сравнению с этими людьми ученые из Имения – дети, играющие в конструктор. – Грантчестер презрительно фыркнул. – Правщики занимаются этим уже много веков. Они разобрали геном человека еще при королеве Виктории. Они исследовали территорию человеческого тела и возвели в нем небоскребы! – Он посмотрел куда-то за ее спину. – О, наверное, ты захочешь пообщаться с другими моими гостями, прежде чем мы тебя ликвидируем? – Краем глаза Мифани увидела, что вдоль стола Грантчестера прошагали две фигуры и встали по бокам от слона.

На Мифани смотрели Элиза и Алекс Гештальт, и их взгляды излучали крайнее отвращение.

– Конечно, Элизе могут не понравиться некоторые твои замечания о ее послеродовой депрессии, но, возможно, ты захочешь поздравить родителей моего ребенка, – произнес Грантчестер с довольным видом. – Я же вас сейчас покину, однако Гештальт изъявил желание понаблюдать за тем, как Норман делает свою работу. Приятного вам вечера, – заключил он, вставая.

Мифани услышала, как он прошагал по комнате, открыл портрет и поднялся по скрытой за ним лестнице.

– Итак, сучка Томас, – проговорили брат и сестра Гештальт в унисон. – Не могу выразить словами, как приятно видеть тебя скованной. О, это зрелище станет для меня настоящим удовольствием после этой недели, когда мне приходилось прятаться у Грантчестера.

– Ты хоть знаешь, каково это было? – с вызовом спросила сестра-Гештальт. – Бояться заглянуть в другие свои тела из опасения, что их уже калечат мучители из Крепости? Или что я открою глаза, а их в этот момент выколят? – Она наклонилась над столом и неловко ударила Мифани сбоку по голове.

– О, зато как сейчас будет приятно, – проговорил брат.

Мифани ничего не отвечала – не стала даже врать о том, что случилось с другими телами. На самом-то деле с Тедди и Робертом не случилось ничего. Их держали скованными, с завязанными глазами, в звукоизолированных помещениях. Алрич с учеными и мучителями пытались выработать способ, который позволил бы воспользоваться преимуществом коллективного разума Гештальта и пытать все четыре тела одновременно. Мифани тогда лишь улыбнулась их восторженным идеям, но решила в этом не участвовать. Сейчас, однако, об этом пожалела.

Норман, не отводя руки от Мифани, развернул ее кресло к себе, а затем поставил ее на ноги. Он впился в нее взглядом, и она отвернулась. Там, где он прикасался, у нее онемела кожа. Он притянул ее ближе. Когда он схватил ее за плечи, так, что она не могла сопротивляться, по ним тоже разлился холод. А если бы она пнула его ногой, это был бы всего лишь удар по голени – как ударил бы ребенок, впавший в истерику. Когда он открыл рот и наклонился над ней, Мифани едва сдержала крик. Ощутив его дыхание у себя на лице, она поморщилась. Это был химический запах, похожий на тот, которым пах тот Правщик в клубе.