— Доброй ночи, — ответила Настя и добавила, улыбнувшись, когда он ушел: — Егорша…

Побродила по комнатам, мысленным усилием меняя освещение, пока не остановилась посреди гостиной с ощущением какого-то внутреннего неудобства. Ощущение длилось недолго, но она уже поняла, что это такое — Габриэль давал знать о себе, посылая пси-волну с только ему присущими характеристиками. Понимая ее чувства, может быть, лучше, чем сама Настя, он не тревожил ее звонками и не добивался встреч, но всегда давал понять, что не вы пускает из поля зрения и может оказаться рядом в любой момент.

Вздохнув, Настя сняла халат, критически оглядела себя в зеркале, отмечая появление новых черточек в облике, с удовольствием расправила пеньюар — она любила красивые вещи, — и тут раздался третий за этот поздний вечер звонок. Сердце подскочило и провалилось вниз, кровь отлила от щек, первой мыслью Насти было — Ратибор! Потом вернулась мудрая и тоскливая способность трезвой оценки: Ратибор вошел бы без звонка, и Настя открыла дверь, не пытаясь вычислить, кто стоит за ней.

— Я не слишком поздно? — спросила Забава Боянова, с интересом разглядывая хозяйку, забывшую накинуть халат.

Настя опомнилась, невольно краснея под этим взглядом.

— У меня сегодня вечер гостей, — сказала она, отступая в гостиную. — Извините, Забава. Не думала, что это вы.

Боянова улыбнулась.

— Я это поняла. А кто был? — Она прошла вслед за хозяйкой, принюхиваясь. — фу-фу, русским духом пахнет! Уж не Иванушка ли дурачок заходил? Помнишь сказки про бабу Ягу?

— Помню. — Настя улыбнулась, внутренне собираясь. Боянова была интрасенсом «большой силы», Насте не хотелось, чтобы она видела ее состояние и внутренний дискомфорт. — Только на бабу Ягу вы похожи мало. Были у меня двое добрых молодцев, нашедших свободную минуту, чтобы проявить сочувствие и милосердие.

— Ага, вижу, ты в этом не очень-то нуждаешься. Что ж, люблю сильных женщин. Как и сильных мужчин. Я не займу у тебя много времени, у меня самой его нет, но кое-что интересное сообщу, не возражаешь?

Настя не возражала. Они сели и некоторое время присматривались друг к другу, согласовывая психоэмоциональные связи.

Боянова была одета в удивительное, черное, как ночь, играющее звездными огнями, платье, скрывающее и одновременно подчеркивающее фигуру, и хотя Настя тоже знала секреты, как в зрелые годы сохранить красоту и молодость, тем не менее и она с невольным восхищением отметила умение женщины держать себя в форме и быть естественной всегда и со всеми.

Забава едва заметно усмехнулась.

— Ты тоже не обделена природой, красна девица, от друзей отбоя нет, так что не печалься. Как долго я тебя не видела? Два месяца? И все это время ты просидела в затворничестве? — Боянова осуждающе покачала головой. — Уходить в саньясу[2] в твои годы рано, погоревала и хватит, досыть, как говаривала моя бабуля, делом пора заниматься, тем более что основные заботы пока еще впереди. Да и не все ясно с послами, может быть, они и не погибли.

Настя обхватила руками плечи, уголки губ ее грустно опустились, придав лицу неповторимый колорит Феи печали.