Однажды весной у нас прошла полоса неудач. Несколько серьезных выпускников сдали вступительные экзамены в колледжи и уехали, так что в школе осталось совсем мало старших учеников. Подавляющее большинство составляли ребята, находившиеся в самом бандитском возрасте и на соответствующей стадии социального развития. И хотя на словах они были вполне разумны, им просто не хватало взрослости, чтобы управлять сообществом. Они готовы были принять любые законы, чтобы тут же забыть о них или нарушить. Те немногие старшие ребята, которые оставались в школе, были, так уж случилось, довольно индивидуалистичны и склонны жить своей собственной жизнью в своей собственной группе, так что среди тех, кто выступал против нарушений школьных правил, сотрудники стали фигурировать слишком часто. Дошло до того, что я почувствовал необходимость на общем собрании школы выступить с обвинениями в адрес старших за их не то чтобы антиобщественное, но асоциальное поведение, нарушение правил отбоя (они засиживались допоздна) и равнодушие к антиобщественному поведению младших.
По правде говоря, младшие дети мало интересуются самоуправлением. Если их предоставить самим себе, то я не знаю, сформировали бы они правительство или нет. Их ценности — не такие, как наши, и их образ жизни тоже другой.
Неукоснительная дисциплина — самый простой способ для взрослых добиться тишины и покоя. Строевым сержантом может быть любой. Я не знаю никакого другого метода обеспечить себе спокойную жизнь. Наш путь проб и ошибок, пройденный в Саммерхилле, безусловно, не предоставил взрослым тихой жизни. Но и жизнь детей он не сделал сверхшумной. Возможно, главный критерий оценки — счастье. Если судить по этому критерию, то Саммерхилл нашел превосходный компромисс в самоуправлении.
Наш закон против опасного оружия тоже компромисс. Пневматические ружья запрещены. Тем немногим мальчикам, которым уж очень хочется иметь пневматические ружья в школе, не нравится этот закон, но в основном они соблюдают его. Когда дети остаются в проигравшем меньшинстве, они, в отличие от взрослых, похоже, не столь сильно это переживают.
В Саммерхилле существует одна вечная проблема, которая и не может быть никогда решена; ее можно сформулировать как противоречие между личностью и сообществом. И сотрудники, и ученики ужасно сердились, когда ватага маленьких девочек, предводительствуемая одной заводилой, докучала всем, брызгалась водой, нарушала правила отбоя, — в общем, превратилась для всех в постоянный источник беспокойства. Общее собрание обрушилось на Джин, предводительницу. Использование ею свободы в качестве лицензии на безобразия было осуждено решительно.
Одна посетительница, психолог, сказала мне: «Это все совершенно неправильно. У девочки такое несчастное лицо, ее никто никогда не любил, и вся эта открытая критика заставляет ее чувствовать, что ее не любят еще сильнее, чем когда-либо прежде. Ей нужна любовь, а не противостояние».
— Милая дама, — возразил я, — мы пробовали изменить ее любовью. На протяжении многих недель мы вознаграждали ее антиобщественное поведение. Мы проявляли по отношению к ней любовь и терпимость, но она никак на это не реагировала. Вернее, она смотрела на нас как на простаков, легкую мишень для ее агрессивности. Мы не можем принести все сообщество в жертву одному человеку.