Ненависть вскармливается ненавистью, а любовь — любовью.

Так вот, мы взялись создать школу, в которой у детей была бы свобода быть самими собой. Чтобы сделать это, мы должны были отказаться от всякой дисциплины, всякого управления, всякого внушения, всяких моральных поучений, всякого религиозного наставления…

…то, что исправляет и излечивает, — это любовь, приятие и свобода быть самим собой…

…свобода… высвобождает скрытое. Она, как дуновение свежего воздуха, проветривает душу, чтобы очистить ее от ненависти к себе и к другим.

И стиль, и идеи сначала вызывают в восприятии смутно знакомые (очень смутно) образы древних восточных книг, звучит в ушах что-то вроде «ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она» — это древняя Индия, Махабхарата, так сказал Кришна Арджуне перед тем, как тот принял решение не продолжать войну. Но потом воображение переваливает через Гималаи, мы попадаем в Древний Китай и тут-то находим удивительное соответствие не только идеям и стилю, но даже и тому общественному противостоянию, которое делало жизнь, мысль и деятельность Александра Нилла постоянной проповедью — он ведь, как и Альберт Швейцер, воистину сделал собственную жизнь аргументом своей философии. Мы имеем в виду проповедь ранних даосов и их противостояние с конфуцианцами, которые выражали философию тамошней официальной, традиционной системы, государственной вообще и образования в частности.

Даосы решительно отстаивали примат естественного, природного, натурального начала над культурным, которое у конфуцианцев означало этикет, ритуал, нормы приличного поведения. Даосы призывали к спонтанности, непосредственности, простоте, безыскусности, они отвергали насильственное окультуривание человека (но не саму культуру, разумеется). Для конфуцианцев природный человек — существо дикое, а культурные нормы как раз и необходимы для обуздания дикого природного начала. Сущность человека для конфуцианцев выражал принцип «вэнь» — человечность, гуманность. Но даосы тоже стремились не к дикости, просто для них природное начало как раз и заключало в себе универсальные законы Вселенной, оно было для них началом общекосмическим, существующим в том числе и в человеке, в самой глубине его человеческой сущности.

Наш выдающийся востоковед Николай Иосифович Конрад так писал об этом противостоянии: «Конфуций настаивал на том, что человек живет и действует в организованном коллективе — обществе, государстве. Эта организованность достигается подчинением каждого члена общества определенным правилам — нормам общественной жизни, выработанным самим человечеством в процессе развития цивилизации. Лao-цзы придерживался противоположной концепции: все бедствия человечества, все пороки — и личности, и общества — проистекают именно от этих самых правил. „Правила“ есть насилие над человеческой личностью».

Таким образом, по представлениям даосов, социальный порядок достигается только отказом от всяких правил; их должно заменить следование человеком его «естественной природе». Стремясь подавить эгоцентризм, правила только усиливают его, подвергая личность насилию, от которого она бессознательно обороняется. Даосы считали: «Чем больше становится законов и приказов, тем больше становится воров и разбойников». («Преступления создает закон», — говорит Александр Нилл).