– Много ваших я положил, – твердо сказал он и зажмурился. – Много!

– Ну и я ваших – не меньше.

Дуло «суоми» еще тлело ядовитым дымком. «Сколько людей убил, – навернулась мысль, – а сейчас меня убивать будут…»

– Батрак я, – с натугой, точно оправдывая себя в чем-то, сказал Ориккайнен и поднес к лицу свои широкие красные ладони. – На вырубках «Вяррио»… Может, слышал?

– Работал.

– Что?

– На «Вяррио», говорю.

– Ты?

– Я.

– Когда?

– Давно, – вздохнул ефрейтор, – еще до революции.

– Лесоруб?

– Был. Сейчас учитель.

– Вот как, – задумчиво протянул капрал и почему-то успокоился. – Карел?

– Нет, финн. – Ефрейтор забросил окурок в лощину, где лежал под ворохом листьев мертвый офицер, и спросил: – За что ты его?

– Сволочь он… солдат обижал… А ты, выходит, видел?

– Я как раз вот здесь сидел. Скажу честно, ловок ты – даже пикнуть не дал ему. Только чего же пуукко свой оставил?..

– Растерялся, никогда своих не приходилось…

Ориккайнен снова потрогал ножны, прищурился:

– Меня… к своим отведешь?.. Или как?..

– А чего тебя отводить? – улыбнулся ефрейтор. – У нас таких, как ты, много!

– Допрашивать будете…

– А мы и так все знаем. Больше тебя даже.

– Значит – пуля?

– И пули тратить не буду.

– Что же тогда?

– А иди куда хочешь! Все равно вам конец скоро.

И, как бы в подтверждение своих слов, ефрейтор бросил к ногам Ориккайнена его длинный пуукко:

– На, возьми!..

«Вот сейчас и выстрелит, – подумал капрал, не решаясь забрать нож. – Если бы русский был – можно поверить, а он – финн, мы все такие…»

– Дурак ты капрал!..

Непослушными пальцами Ориккайнен втиснул острое лезвие в ножны.

– Что ты делаешь со мной? – изменившимся голосом прошептал он. – Как же я теперь стрелять-то в вас буду?..

– А ты не стреляй.

– Война.

– А ты не воюй!

Ориккайнен поднял тяжелый «суоми», протянул его ефрейтору:

– Слушай, возьми-ка ты меня лучше в плен.

– От этого война раньше не кончится.

– Нет, ты возьми! А то еще, не дай бог, встретимся…

– Если хочешь – давай. Хоть завтра.

– Не приду я больше к тебе. Берешь – так бери сейчас.

– Иди к черту, – равнодушно сказал ефрейтор и встал. – Убирайся!..

– Нет, ты возьми!

– Тьфу, финское отродье!.. Слушай, ты случайно не из Хяме? Там все такие твердолобые.

– Я за тобой пойду.

– Не нужен ты мне.

– А там, – капрал махнул рукой за озеро, – там я тоже теперь не нужен.

– Ничего, можешь пригодиться. Если, конечно, дураком не будешь.

Ефрейтор потянул капрала за рукав, вдвоем они взошли на пригорок.

– Вот, – сказал ефрейтор, – видишь ту сосну?

– Вижу.

– Видишь, на ее стволе белеет что-то?

– Вижу.

– Так вот. Сходи прочти – это листовка. И написана она вашими солдатами, которые у нас в плену. В этой листовке они к вам обращаются – к тем, кто еще не расстался с оружием. Прочтешь – многое ясно тебе станет. Если увидишь, что врут в листовке, обманывают таких, как ты, разорви ее и выстрели мне вслед. Если увидишь, что это правда, снеси к себе в землянку, пусть прочтут другие… Прощай! До лучших времен!..

– Постой, – остановил его Ориккайнен, – как зовут тебя, чтобы знать?

– Лейноннен-Матти!

Он шел обратно. Листовка шуршала у него за пазухой, и он часто доставал ее, снова и снова прочитывал серые, размытые дождем строчки.