– У вас хорошее зрение?

– А что?

– Вон посмотрите туда… Видите, по склонам сопок извивается такая тонкая ленточка?

– Вижу.

– А по этой ленточке движутся мелкие жучки… Видите?

– Да.

– Так вот, это грузовики немецкие. На передовую едут к Титовке.

– Неужели? – удивилась Аглая. – Так близко?

Ярцев ловко закурил на ветру, сухо улыбнулся:

– Ваш муж, Аглая Сергеевна, и мой друг, наоборот, всегда был доволен тем, что близко и не надо далеко отходить от берега.

– А вы с ним были на этой дороге?

– И не однажды, – ответил Ярцев. – В сорок втором году мы чуть ли не каждую ночь делали там засады.

Аглая задумалась, а Ярцев снова стал наблюдать за волнами. Оба долго молчали, потом лейтенант спросил:

– Сегодня, кажется, суббота?

– Да.

– Это хорошо.

– Что хорошо?

– То, что суббота.

– Почему?

– Потому, что по губе Эйна, куда мы идем, немцы по субботам не бьют из дальнобойных. У них все по расписанию. Сегодня они гвоздят губу Мотка… Слышите?..

Аглая ничего не услышала и, немного помедлив, сказала:

– Можно задать вам один вопрос?

– Пожалуйста.

– Скажите, если это только не составляет секрета, вы были в Норвегии?.. Вот после того как мы с вами встречались…

Он посмотрел на нее улыбающимися глазами, хотя лицо его продолжало оставаться суровым, и по этим глазам Аглая догадалась, что в Норвегии он был, и не один раз, и позавидовала ему.

– Я понимаю, – сказал Ярцев, – почему вы спрашиваете меня об этом. Вам интересно: а вдруг я узнал что-нибудь новое о вашем муже? Но только – нет, ничего не известно мне, кроме одного, – в Финмаркене растет партизанское движение…

– А он… может быть там?

– Если жив, то да!..

Скоро вошли в губу Эйна; единственный причал был недавно разбит немецкой артиллерией, и мотоботу пришлось высаживать людей напротив дикого, заросшего кустарником берега. Пенные гребни волн создавали на отмели толкотливую суету, невдалеке плавала брюхом кверху дохлая акула, прыгать в ледяную воду было жутковато.

Но Алеша Найденов уже бросился за борт, а за ним и все остальные. Держа автоматы стволами книзу, никоновцы приняли Аглаю с палубы и, спотыкаясь о подводные камни, на вытянутых руках донесли ее до берега.

Они прошли мимо складов, мимо зенитных батарей, мимо пленных, разгружавших баржу с углем, и остановились на развилке дорог. Одна из них вела на запад, в сторону синевших вдалеке гор хребта Муста-Тунтури, вторая тянулась на север, в глубь полуострова.

– Ну, – грустно улыбнулась Аглая, – давайте прощаться…

Пожимая ей руку, Ярцев сказал:

– Я бы хотел… не знаю, как вы к этому отнесетесь. Короче говоря, вы не сможете дать мне номер вашей полевой почты?.. Письма писать не люблю, но вам напишу.

– Хорошо, – согласилась Аглая, – только вот беда: сама еще не знаю своего адреса. Сейчас я буду эвакуировать на материк больных оленей, а потом меня, наверное, перебросят южнее…

Никоновцы уже отошли далеко и, стоя на высоком холме, в последний раз помахали Аглае пилотками. Ярцев посмотрел на часы, заторопился.

– Ладно, – сказал он, – южнее Кестеньги вас все равно не пошлют – там уже другая армия. Позвольте, тогда я оставлю вам номер своей почты…