– Ага! Мы тут все должны преставиться, чтобы вас снова прислали!

– Ну, зачем же… – начинает было он, но его тут же перебивают:

– Нет, как вам это нравится? Такого здесь еще не видели. Всё было… инфаркты, инсульты, люди падали и ломали шейку бедра или руку. Но сломать себе шею! Вы когда-нибудь о таком слыхали? И столько пролететь! О господи. В нашем тихом приюте. Жуть. У меня нет слов.

– К… кто сломал себе шею?

Тут прорезалась Эдит, ее голос слышится где-то на уровне его талии.

– Как тебе это нравится? Они его сюда послали и даже не объяснили, что у нас произошло! – Теперь уже Эдит крутит пальцем у виска.

– Так все-таки… кто?

– Ху-дож-ник, – произносит она с расстановкой, как разговаривают с туповатыми людьми. – У которого дома скипидар. Который не умел рисовать, бедняжка.

У Нестора вдруг заложило уши, как будто закачали туда пар. Сердце пронзает острое чувство вины. Он вопросительно смотрит на Лил. Почему не на Эдит? Слишком маленькая и скрюченная, чтобы вызывать доверие?

– Как это произошло? Когда?

– Ночью. Точнее не скажу. Никто не знает. Так и лежит со сломанной шеей. Во-он там…

Его охватило то же чувство, какое он испытал недавно с Магдаленой, когда ему захотелось выложить ей то, чего она не знала о Королеве. Информационный порыв. Теперь таким объектом становится Лил. Тело Игоря нашли у подножия лестницы на рассвете. Он скатился кубарем вниз, головой вперед. Все туловище лежало на ступеньках, а сломанную шею было видно невооруженным глазом. К тому моменту, когда его обнаружили, он уже окоченел. От него несло перегаром. Вопросов нет. Когда Лил проснулась, полиция уже прибыла на место происшествия, а обитатели приюта высыпали на галереи, громыхая ходунками, громко переговариваясь и показывая пальцами вниз. Поначалу многие столпились во дворе, откуда хорошо было видно тело Игоря… «Николая», как назвала его Лил… у подножия лестницы. Но затем копы накрыли тело. Почему не унесли, чтобы положить как подобает? Нет, он по-прежнему лежал там, а полицейские только огородили пролет желтой лентой, чтобы никто не мог спуститься или подняться. Как в кино. А еще протянули желтую ленту перед черным ходом, очень уж много любопытствующих собралось во дворе. Из вестибюля всех шуганули и огородили проходы, откуда можно подобраться к месту трагедии.

– Вон, видите? – спрашивает Лил. – На втором этаже. Желтая лента. Видите?

Только сейчас Нестор видит, что квартира Игоря тоже оцеплена, а перед входом маячат скучающие копы.

– Сходите поглядите! – с энтузиазмом восклицает Лил. – Такое здесь не часто увидишь. Широченную ленту, – она разводит руки сантиметров на пятнадцать, – приклеили одним концом к ручке двери, а другим – к замочной скважине. И написали на ней: «Не дотрагиваться!» Вы когда-нибудь видали такое? Сходите, полюбуйтесь. Я туда заглянула, еще когда никакой ленты не было и дверь не закрыли. Туда понабежали копы. А внутри все выглядело так же, как при нас, только картин на стене уже не было.

– Не было?! – Нестор не может скрыть изумления. – Вы уверены?

– Конечно. Тех, что висели в ряд на большой стене. Уж такую мазню я бы сразу разглядела. Может, они ему до того надоели, что он их выкинул? Если б у меня висели такие картины, я бы тоже запила. Бедняжка… – добавила она, вспомнив, что нехорошо отзываться дурно о покойнике.