Так постиг Атлант, что дума есть тоже жизнь, и такая большая, как он сам — Гора-Человек. Но нужны для дум голоса живой жизни. В мертвой жизни думы мертвеют. Станут, как камни, тяжелыми. И сам Атлант-Небодержатель окаменеет.
И, озирая мертвый мир, грезил тогда Атлант о былой жизни.
Снилась ему в сумраке дней далекая Аркадия, снилась река Ладон и ее юный титан — тоже Ладон, сын древнего морского титана Форкия. Бывало, в веселое половодье, когда высоко вздымалась река и юный Ладон, выйдя по колено из вод, садился рядом с Атлантом, прислонясь спиной к склону Чудо-горы, и обнимал широко распахнутыми руками дубы и буки-великаны, — как смеялись тогда оба титана. Атлант и Ладон, под небом Счастливой Аркадии!
Говорил Атлант Ладону:
«Ты многоводен, Форкид, и, как тартар, глубок. Моешь в тартаре ноги».
И отвечал Ладон Атланту:
«Так, Япетид: я, Ладон, глубок, как тартар. Мою в тартаре ноги».
И смеялись оба титана над шуткой. Разве может быть тартар под Счастливой Аркадией!
А в звездные ночи думал Атлант над черными водами океана о своих дочерях, о звездных девушках — веселых Плеядах.
Любовался, бывало, ими Атлант, как они девичьей гурьбой носились по горным тропам, по краю. ущелий, вперегонки с золоторогой подругой — ланью Артемиды, как перескакивали через пропасти, с вершины на вершину, со звонким призывом: «О-е-го! О-е-го!» Где только не бывали они! В какой дубраве, в какой чаще… От каких зверей уходили! За какими гонялись!..
Но раз погнался за Плеядами Истребитель зверей — великан Орион, прозванный Звездным Охотником, беспощадный красавец. Только звезды ночи равны красотой Ориону. Ему бы и гоняться за звездами.
Не рука ли Кронида направила его? Побежали Плеяды, все семь. Несутся что есть силы, все быстрее и быстрее бегут. А Охотник за ними, все ближе и ближе… Так бегут, что только видно мерцание над землей в летучем воздухе, а девушек нет. И сверкает вслед за мерцанием беспощадной красотой Орион.
Что за бег по Чудо-горе? Стояла еще тогда Чудо-гора в Аркадии. Пронеслись Плеяды через каменный кряж, понеслись по волнам моря, по либийским пескам, все мимо да мимо, все дальше и дальше, и вот уж некуда дальше — впереди океан. Добежали Плеяды до края земли, где столпы небесные в клубах тумана. Задержаться нельзя: позади уже гудит на бегу медной палицей Орион, кружит ее колесом. Уж хотели сестры-Плеяды кинуться в океан и кануть навеки. Но вдруг разошлись перед ними, как завесы, вправо и влево, туманы. Открылась гора впереди, и не просто гора, а Гора-Человек.
Стоит Гора, и смотрят на них с вершины Горы, из-под косматых седых утесов-бровей, отчим взором глаза. Только одни такие глаза есть на земле — у Атланта.
Взметнулись сестры-Плеяды, поднял их вздохом к себе отец Атлант. Ударились они о его каменную грудь, обернулись в голубок и уселись на сединах груди, по мшистому покрову сердца.
А безумный Охотник уже метит медной палицей в голубок, вертит ее колесом, и, как звезды, горят глаза безумца.
Тогда глухо заговорил Гора-Человек: «Что преследуешь моих дочерей-титанид, Истребитель? Стонет Гея — праматерь Земля от твоих безумных убийств. Уже камни горят у тебя под ногами. Ненавидит тебя все живое. Отступи от меня, Орион, или обрушу на тебя небосвод».