– В Раю полно реальных людей, – отвлекается от ласк ангел. – Но это всегда особые личности. Если человек получает статус святого и факт согласован с Небесами – он автоматически попадает в Рай и в качестве начальника занимается конкретным отделом. Определения церкви, кто святой, а кто нет, нас не шибко-то волнуют. Ваши иерархи даже царя Николая Второго возвели в ранг великомученика, забыв, что этот парень на телеграмме из Питера о голодных бунтах написал красными чернилами: «А тогда надо стрелять!» Обычных же, безгрешных людских душ в Раю, собственно, нет.

Я вздыхаю. Вот так всегда. Даже оргия в России переходит в политику.

– В Аду тоже нет, – прерывает брата Агарес. – Существует определенная практика, когда новоприбывших VIP-грешников с недельку варят в котлах или жарят на сковородках – с профилактическими целями. Но потом их все равно возвращают в призрачный мир, созданный специально для мертвых. Ты была в Лондоне? Британцы очень консервативны. У них до сих пор по улицам ездят такси, стилизованные под машины сороковых годов, полиция носит головные уборы образца девятнадцатого века, а королева вместо «мерседеса» путешествует в карете с форейторами на запятках. У нас тоже так. Для начала мы мучаем элитных грешников, делаем цифровые фото, фильм, репортаж для масс-медиа. А потом стираем им память и отправляем к мертвым. Чем больше грешных душ – тем больше растут на бирже акции Ада. Чем больше праведных душ – в фаворе акции Рая. Апокалипсис, правда, нам всю биржу обрушил – рынок на всю неделю упал, торги не проводятся.

Демон мимолетно смотрит на часы: его рот приоткрылся. Не говоря ни слова, он вскакивает и начинает быстро одеваться. С сожалением (по крайней мере, как это кажется мне) он разглядывает мое обнаженное тело, особенно задержавшись на лобке, выбритом в честь несостоявшейся брачной ночи. Он так расстроился, вспомнив про пакет упавших акций на адской бирже? Ангел тоже слегка взволнован – он садится, обняв руками колени.

– В чем дело, – спрашиваю я с максимально блядской улыбкой. – Ты утомился? О, а я-то была о демонах лучшего мнения. У нас вся ночь впереди.

Он печально усмехается, натягивая майку Demonlord через голову.

– Нет, – ласково и грустно говорит демон. – Наше время уже кончилось…

Он приседает рядом, касаясь меня рукой, – напомнив момент, когда стирал с моего лица белую пыль, делавшую нас похожими на двух грустных клоунов.

– Прощай, Света…– говорит он и больше не улыбается.

– Прощай… – эхом отзывается ангел и целует меня в губы.

Видимо, я трахнула им последние мозги. Надо спросить, какого хрена…

ЧАСЫ БЬЮТ ПОЛНОЧЬ.

Комната сначала съеживается, потом распрямляется. Неожиданно став эластичной, она начинает скручиваться в жгут, словно вода в воронке, мигая смесями разноцветных фонарей. Меня мягко и влажно втягивает в этот водоворот – я послушно растворяюсь в нем, как соль в супе. Воронка расширяется: теперь демон и ангел зависают в пространстве – кровать, кресла, стол, простыни плетутся в витые линии, изливаясь друг в друга, напоминая варящийся шоколад. Стрелка настенных часов принимается вращаться назад – я вижу в окне, как медленно поднимаются из праха здания, на купол храма Христа Спасителя вновь возвращается крест, а Красная площадь встает из руин вокруг девственно чистого собора Василия Блаженного. Вертолет, взлетев в облака, задом наперед улетает обратно, стрельцы, поляки и Брежнев лезут обратно в могилы, торговые ряды купцов и стойбища неандертальцев тают в воздухе. Меня уносит – я плыву над городом, а ангел и демон машут мне вслед. Я не успеваю удивиться: краски сгущаются, меня все сильнее крутит в бешеном, неправдоподобном барабане, разворачивая так, что я ощущаю тошноту, в ушах бьет жестяным языком непрерывный звон, который сменяется умиротворяющей и тихой музыкой…