– Ты совсем охренела, – кидает он на ходу, убыстряя шаг. – Какие сейчас, в жопу, Курилы? Однако православные – весьма специфический народ. Знаешь, когда Константинополь штурмовали турки, там не могли никак объединиться – янычары уже пробились на улицы города, но между фракциями шли разборки за трон. Так и тут. Конец света пришел, а вы еще чего-то делите. Нет больше королевств, республик, империй – все, финиш. Выяснять, кому что принадлежало, – уже логически бесполезно. Пущай эти ребята шляются по городу и жуют свои гребаные суши. Они куда счастливее нас: думают, что находятся в экзотическом туре, а не в самом центре адского пекла.

Пекло. Точно. И как я забыла его об этом спросить?

– Слушай, – говорю я, рассматривая зеленую крышу Дворца съездов. – Мне любопытно – почему я абсолютно НИЧЕГО не помню из своей загробной жизни? Перефразируя «Бриллиантовую руку»: врезалась, умерла, очнулась – могила. Скажи, как на духу, Агарес: Рай и Ад – они вообще существуют?

Демон останавливается. Он смотрит не на меня, а куда-то в сторону.

– Зачем тебе это знать? – тихо произносит Агарес.

Я чувствую оцепенение: по спине бегут мурашки.

Что-то тут не так…

– Ты меня пугаешь, – плаксиво отвечаю я, демонстративно утирая слезинку.

Точнее, ее призрак – слез нет, как назло. Глаза сухи, словно пустыня Сахара.

– Это моя работа, – пожимает плечами демон, удаляясь от роковых для него церквей. – Ты всего лишь смертная душа. Будь добра, не лезь не в свое дело.

Вот тут слезы сразу появляются. Правда, они не льются из глаз горестным потоком, а яростно брызжут с ресниц. Как и положено слезам злости.

– Чтоб вам обоим сдохнуть, – завожусь я. – Задаю вопросы, в ответ получаю идиотские загадки в стиле «форта Баяр». Кому из вас стало хуже от факта, что я знаю имя царя Мидаса? Тебе и ему просто нравится держать меня в неведении. Но если охотятся за мной – наверное, я имею право на инфу, а? Умоляю… скажи – каким образом я могу повлиять на ход Апокалипсиса?

Агарес, не дослушав, уходит вперед: кажется, он вообще не понял, о чем я говорю. Демон вновь начинает волноваться – чем ближе мы подходим к Боровицкой башне, тем сильнее он впадает в беспокойство. Волосы на затылке Агареса ш е в е л я т с я, как у животного, он сильно втягивает воздух ноздрями – словно загнанный волк, почуявший поблизости охотника с ружьем. Наверняка впереди еще какая-нибудь часовня. Что ж, пусть побесится. Я уже говорила – терпеть не могу, когда меня игнорируют. Лучше открытая ненависть, чем скучное безразличие. Ну, я ему устрою фейерверк. Скандалу требуется отдаваться как любимому: по полной программе. И желательно не симулировать – иначе не почувствуется реальный запал.

– Так ты скажешь или нет? – мой голос пропитан молниями угроз.

Агарес бросает свои нюхательные упражнения.

– Нет, – слышу я короткий смешок. – Меньше знаешь – крепче спишь.

Я не могу найти слов. Так открыто меня еще никто не посылал. В мозгу ядовитыми бутонами распускаются тысячи вариантов ответных выражений.

– Ублюдок! – выбираю я первое из того, что подвернулось.

– Сука, – беззлобно отвечает он, втягивая воздух ноздрями.