Мелани доплелась до третьего этажа. С порога оглядела пустую спальню Брайана. Никаких злоумышленников. И только потом, скрепя сердце, наконец улеглась в свою постель.
Нахлынули обычные тревожные сновидения. Она на первом курсе в Уэллсли сдает последний экзамен и в последнюю минуту осознает, что все забыла. Что не понимает вопросов. О, Боже, она даже имени своего не в состоянии назвать.
Потом стремглав полетела в шахту лифта.
Вдруг очутилась в приюте, куда ее поместили в девятилетнем возрасте, с нетерпением ожидая, когда Стоуксы увезут ее домой. Но они проходят мимо. Выбрали другую девочку с идеальными кудряшками и вышли за дверь.
«Нет! Нет! – во сне кричала Мелани. – Вы моя семья. Моя!»
В последнюю минуту обернулся четырнадцатилетний Брайан Стоукс:
– Ты всерьез полагаешь, что тебя невозможно заменить? Давай, спроси у Меган.
Приют спиралью улетел прочь. Мелани мчалась сквозь черные пустоты, совершенно потерянная, кричала и умоляла кого-то найти ее и сообщить ей собственное имя. Невозможно жить, не зная своего имени. А чернота засасывала все глубже, глубже и глубже…
И вдруг попала в теплые объятия. Твердые руки, низкий нежный голос. Тсс, все хорошо, любовь моя, все в порядке. Я с тобой. Я всегда буду с тобой. Даже если ты никогда меня не вспомнишь…
Мелани заметалась. Во сне прошептала имя. Очень похожее на правду. И осознала, что уже слишком поздно. Слишком поздно.
Глава 11
В понедельник утром Патриция сидела и смотрела, как муж читает «Бостон Глоуб». После всех этих лет ритуал хорошо известен – Харпер всегда начинал с бизнес-раздела, где проверял свои акции, потом улыбался в хороший день и хмурился в плохой, но никогда ничего не объявлял, потому что неизменно держал финансовые проблемы при себе. Затем переходил к местным новостям, в первую очередь высматривая любые статьи о Центральной городской больнице, потом внимательно читал прочие. После бостонских новостей отправлялся к национальным, затем к международным, медленно расширяя круг интересов, проглядывая заметки с не имеющими лично к нему никакого отношения событиями.
Однажды муж обронил, что очень важно быть в курсе происходящего, чтобы при случае проявить осведомленность в разговоре с коллегами. Хотя он больше никогда не комментировал свой интерес к газетным публикациям, Патриция поняла все, что осталось недосказанным. Харпер происходил из рабочей семьи. Из среды, где не обсуждали национальные новости, не посещали званых приемов, не общались с политическими деятелями и прочими сотрясателями воздуха. Из среды, где самая заветная мечта – устроиться на государственную службу, и тем самым обеспечить достаточную пенсию для занятия рыбалкой в пожилом возрасте.
Харпер, безусловно, мечтал о большем. С самого начала он покупал правильную одежду, удалил мозоли с ладоней и делал все возможное, чтобы казаться выходцем из более высокого класса. И когда бился за поступление на медицинский факультет, никто не подверг сомнению его корни.
Патриция подозревала, что Харпер не сомневается, что для нее фасад не менее важен, раз она выросла в роскоши нефтяных денег Техаса. Даже влюбившись в нее, он никогда не упоминал о женитьбе, ведь он был куда ниже ее по происхождению и гораздо менее обеспечен. В его сознании брак и деньги были неразрывно связаны.