— Хе! Вести из Дельф, что же еще. — Софрон взял с подноса краснобокое яблоко, налил себе полный бокал вина, залпом опустошил его, с хрустом разжевал и в два приема заглотил фрукт. — Опять пьешь этот сладкий компот, Павл! Но рожа у тебя кислая, сладенькое винцо уже не спасает, а?

— Годы не те, чтобы дуть виноградную водку, как тридцать лет назад. — Автарх остро глянул в лицо друга поверх края кубка. — Оракул[42] сказал что-то касающееся нашей ситуации, Стеф? Не томи, говори скорей.

Павлантий от нетерпения даже чуть подался вперед, напоминая степного коршуна, высматривающего добычу. Между собой приятели не чинились, годы дружбы и семейное родство вполне позволяли — сын Софрона двенадцать лет тому назад взял в жены младшую дочь Председателя от первого брака.

— Оракул дал окончательный прогноз. Войны в ближайшие пять лет не будет, это совершенно точно. Помощь придет, откуда вы ее менее всего ожидали.

Софрон криво ухмыльнулся и, взяв с блюда еще одно яблоко, шумно начал его разгрызать, отвернувшись к окну и задумчиво глядя на звезды в безоблачном ночном небе столицы.

— Слава богам! — От сердца у Председателя отлегло, ему стало значительно легче дышать. — Завтра же принесу богатые жертвы Марсу и Митре! И твоего патрона тоже не забуду.

— Погоди с восхвалениями, Павл. Это еще не все новости, которые открыл нам провидец. С Геи[43] придут перемены и принесут переворот существующего миропорядка. Гелиону угрожает новый Передел.

— Что это будет?

Слова с трудом давались автарху, каждый звук словно нехотя выходил наружу. Все существо Павлантия сопротивлялось неизбежным известиям о грядущих бедах. Он, видевший смерть и лишения, уже поживший старик, не хотел этого для своих детей и внуков, но с богами не спорят.

— Вестником будет человек с тусклыми глазами.

— Слепец?

— Это неизвестно, — Софрон повел плечами в приступе раздражения.

— Кто же он такой: герой, полубог или древний?

— Просто человек. — Жрец отвернулся от окна, выражение его лица застыло в гримасе раздражения. — Его жизнь и судьба переплетены с нашими, но сам по себе это простой, обычный человек. Его появление — это знак начала перемен, но сам он не имеет веса и значения в грядущем танце Судьбы. — Софрон принялся отряхивать правый лацкан пиджака от следов яблочного сока. — Поверь мне, Павл, это всего лишь смертный с неясной и малозначительной планидой. Вот как ты или я.

— Ладно, то дело грядущего. — Павлантий взял кубок, наполнил его на треть, разбавил водой и, поморщившись, выпил до дна. — А что удержит молодого Селевкида на этот раз? Может быть, боги явят нам какое-нибудь чудо и император, поджав хвост, удерет вместе со своим войском аж в Гизу еще до рассвета?

По залу неожиданно раскатилось эхо громкого гогота, это преподобный Стефаний ржал, как застоявшийся в стойле жеребец, похлопывая себя по бокам. Посмеявшись и опершись о столешницу здоровенной ладонью, покрытой шрамами от ожогов, он вымолвил:

— Не… непременно явят, светлейший!.. Изволь обождать пару минут, и это чудо само явится к тебе на прием… Ой, не могу — насмешил, хоть и грешно смеяться в такой момент.