Побродила по отелю и убедилась, что, по всей видимости, Семен Иванович не хотел нашей встречи. Я не нашла его ни в бильярдной, ни в гостиной, ни в номере.

Зато возле застекленного и запертого конференц-зала меня выловил Юлий Августович Гнедой. Он буквально выскочил на меня из пальмовых зарослей, увлек в дебри и попытался силой усадить на мягкий, обитый кожей диванчик. Тянул за руку и непонятно улыбался.

Я сидеть не хотела, проявляла упорство и устойчивость.

— Сонечка, — облизывая меня глазами в густых черных ресницах, ворковал Гнедой, — я тут позвонил кое-кому из местных сплетников и хочу извиниться перед вами за «штучку». Вы, Софья, не «штучка», вы, оказывается, мастер. Я должен был сам догадаться после того, как вы меня подловили на микрофонах. Ловкий ход. — И разразился неприятным, потрескивающим смешком.

— Благодарю, — сухо отозвалась я и склонила голову в легком поклоне.

— Ну-у-у, не надо быть такой букой! Я от чистого сердца. Вы Туполева… близко знаете? — Подтекст вопроса отдавал салом, и я нахмурилась:

— Не настолько, как вы предполагаете.

— Любопытно, — протяжно пропел Юлий Августович. — А работаете вы принципиально только на него? — Я ничего не ответила, так как не понимала, к чему ведет речь инвестор, и Гнедой продолжил: — Если у меня когда-нибудь возникнет… схожая проблема, вы не откажетесь поработать на меня? Я заплачу.

— Откажусь.

— Почему? — Юлий Августович надул губы, изображая обиженного парнишку.

— Я не работаю. Я помогаю. Иногда. И только ему. Вы удовлетворены? — Мне показалось, что я довольно четко определила свою позицию. Разговор, интонации и вопросы Юлия Августовича начинали раздражать.

Но не так просто было отделаться от самоуверенного московского инвестора. Юлий Августович взял меня за указательный палец, потер большим пальцем мой ноготь и, заглядывая в глаза, произнес:

— Это вопрос личного порядка?

— Это вопрос порядочности, — сухим, как песок Аравийской пустыни, голосом проговорила я. — В порядочности Назара Савельевича я уверена.

Гнедой откинул мой палец, покраснел, и его лицо приобрело неприятный кирпичный оттенок.

— А в моей порядочности вы не уверены?

Я могла бы остановить разговор одним словом, но не стала обострять отношений:

— Я недостаточно вас знаю.

— А я думал… я думал, что уже освобожден от всяческих подозрений, — задумчиво произнес он.

— Никто до конца не освобожден от подозрений. Даже вы.

— Я?! — вспыхнул Гнедой и отскочил от меня, как от кобры, притаившейся в песках. — А ваш бандит, этот Жорж?! Он тоже под подозрением или вы его освободили в приказном порядке?!

— При чем здесь Жорж? Кажется, мы говорим обо всех…

Юлий Августович шагнул, приблизился ко мне вплотную и прошептал:

— А вам не кажется, что этот ваш Жорж самый подозрительный из всех? Я уверен, вы его недооцениваете…

Юлий Августович добился своего. Ему удалось не только заинтересовать меня разговором и своим обществом, но и смутить. Я прислушивалась к свистящему шепоту и ловила каждое слово.

— Ваш Жорж прелюбопытный парень. Я бы сказал, способный, далеко пойдет. — Я не перебивала, и шепот Гнедого обретал все большую настойчивость. — Как вы думаете, взорвать свой дом — хорошее алиби? А? Взорвать, уничтожить все следы, убить компаньона и эту девушку… Марину, кажется? Это ли не ход! Раненым заползти в дом Полины и очутиться, так сказать, в центре событий… Ведь теперь Жорж знает все. И более того, я вижу — вы его защищаете, патронируете!