— Мы решили, что каждый из нас попытается донести мысль до своего клана о том, что война не нужна, что мы можем попробовать быть защитниками, а не агрессорами. Что мы можем защищать города, а не разрушать их. А крестьяне и даже самураи будут нам служить, наслаждаясь тем, что мы дадим им мирную жизнь!
«Ну, предположим, самураи не будут наслаждаться, если над ними появятся воители».
— Джишин, подожди, — Стас его решительно остановил. — Это, конечно, все хорошо. И я, возможно, даже поверю, что Кейташи и впрямь начнет выполнять то, о чем ты мне рассказываешь. В конце концов, он всегда к этому стремился. Но ты уверен, что так открыто встречаться и что-то обсуждать с принцем Мизуно это безопасно? Как это скажется на твоей репутации?
— Не беспокойся насчет этого, — отмахнулся Джишин, но видя требовательный взгляд Стаса стал серьезнее. — За два года войны у меня получилось познакомиться с многими достойными воителями. Многим из них я спас жизни. Некоторые из тех, кому я спас жизнь имели братьев, родителей и сестер, которые смогли запомнить добро. Некоторые спасли мне жизнь в ответ. В том походе меня окружали лишь те, кого я отобрал лично.
— Кстати, а Урамаса там был? — немного отвлекся Стас, вспомнив о кое чем важном. — Он вернулся с тобой?
— Старина Кенсей остался приглядывать за моим отрядом. Он даже стал одним из сержантов.
— И воители слушаются бывшего самурая? — подобного Стас никак не ожидал.
— Кенсей сумел завоевать наше доверие, — гордо кивнул Джишин. — Он бросался в такие отчаянные сражения, что мы его приняли. Кстати, спасибо, что отправил его со мной. Он как-то рассказал, что это ты его надоумил. — Сумада остро взглянул на Ордынцева.
— Не за что, — хитро пожал плечами Стас, ничего не говоря. Он не знал, что именно сказал Урамаса, поэтому не было смысла ни подтверждать, ни опровергать. — Но даже если ваши с Кейташи мысли и впрямь сработают, то они сработают лишь на обычных воителях. Инициаторы таких войн всегда сидят на самом верху. А им все равно сколько будет жертв, пока это не тронет лично их.
— Я это понимаю, — твердо согласился Джишин. — Но надо начинать хоть с чего-то. Если не делать ничего, то даже если у нас появится шанс, мы не сможем им воспользоваться.
— Хорошо, но что скажет твой брат? Он за или против войны?
Как-то так получилось, что Ордынцев принялся выискивать недостатки в плане Джишина, пока тот его яростно защищал. Не столь идеалистичный Станислав с трудом воспринимал идею «осчастливить всех скопом и разом».
Он слишком хорошо знал людей, чтобы понимать, что без крови, идея Джишина нереализуема.
Вот только вопрос стоял, как обычно, где именно будет больше крови — через стремление к миру или наоборот через большую войну.
Почему-то и там, и там кровь льется особенно отчаянно.
— Мой брат за войну, — помрачнел Сумада. — И я не вижу способов, как его переубедить. Мы несколько раз сталкивались на войне и ничего хорошего из этих встреч не вышло. Иногда мне кажется, что он так меня ненавидит, что отказался бы от наследования, если бы мог меня прикончить лично.