Военачальники закивали головами, соглашаясь. Ганнибал достаточно хорошо изучил своих врагов, чтобы наперед предсказывать их шаги. Никто из финикийцев не сомневался, что так оно и получится.

— Возвращаемся, — приказал Ганнибал, дернув коня за узду. — Я достаточно видел. Сегодня скрытно выставить здесь посты, а к вечеру занять позиции. Будем готовиться к встрече Фламиния.

А проезжая мимо трех разведчиков, находившихся чуть поодаль, но недостаточно далеко, чтобы не слышать весь разговор, бросил:

— Ты молодец, Чайка. Эта позиция принесет нам победу.

— Зря ты так, — заметил на это Урбал, обращаясь к Федору и устремляя своего коня вслед за военачальниками. — Акрагар тебе этого не забудет. Помнишь, что случилось с Магной?

— Ничего, — отмахнулся Федор, — мы победим. А победителей не судят. Да и жертву мою боги приняли. А это хороший знак.

— Ты о чем? — не понял Урбал.

— Не бери в голову, — ответил Федор, погоняя коня.

Это апрельское утро двести семнадцатого года до рождества Христова командир седьмой спейры тяжелой африканской пехоты Федор Чайка встретил стоя в строю своей хилиархии. Его соединению вместе с двумя другими требовалось перегородить дорогу Рим-Арреций на выходе узкого дефиле у южной оконечности Тразиментского озера.

Сломанные не так давно ребра и поврежденная нога еще побаливали. От легкой хромоты Федор не избавился, но уже давно пришел к убеждению, что может сражаться не хуже других.

До получения сигнала хилиархии пехотинцев прятались за скалами по обеим сторонам дороги, а затем им предстояло выстроиться так, чтобы организовать живую преграду, способную остановить продвижение легионов Фламиния.

Акрагар, командовавший заслоном, узнав о том, что позиция найдена Федором и уже осмотрена Ганнибалом, при общем скоплении народа даже похвалил его, но в его похвале содержалось столько яда, что Федор вспомнил предостережение Урбала. Но ничего уже было не изменить. Акрагар, чья хилиархия находилась среди тех, кому «посчастливилось» держать главный удар римлян, действительно поставил спейру Федора в первые ряды.

— Ну, что я тебе говорил? — не удержался Урбал, вглядываясь в пока еще пустынные изгибы дороги. — Акрагар тебе этого не забудет. А заодно — и нам.

— Да ладно! — отмахнулся в очередной раз Федор. — Мы — солдаты. Если суждено умереть, то пусть это произойдет в славной битве. А эта битва будет славной. Но я думаю, боги не допустят нашей смерти. Да и меня здесь еще держат кое-какие дела. Нельзя умереть, не разобравшись.

В этот момент под ноги Акрагару, стоявшему в десяти шагах от укрытия, с вершины скалы прилетела и вонзилась в глинистый грунт стрела. Это был сигнал к построению в боевые прядки. Значит, римляне уже близко. Акрагар отдал приказ покинуть укрытие и выстроиться на дороге.

Федор, увидев взмах руки Акрагара, повернулся к прижавшимся к скале за его спиной солдатам и крикнул:

— А ну шевелись, лентяи, мы выдвигаемся!

Не прошло и десяти минут, как африканские пехотинцы заняли боевую позицию и, сомкнув щиты, стали ждать. Спейра Федора оказалась во втором ряду обороны, что немного обрадовало Урбала. Впрочем, первый удар римлян обещал быть сильным, и в любом случае они без дела не останутся. Финикиец отличался природным умом и понимал, если солдат в бою станет думать о том, как выжить, то его непременно убьют. Поэтому Урбал отогнал мысли о коварстве Акрагара, часто избавлявшегося в битве от неугодных ему людей, и покрепче сжал рукоять фалькаты. Рядом с ним стоял Летис, на лице его читалось только радостное возбуждение. Этот здоровяк из Утики, похоже, готов был драться в любой ситуации. Чуть поодаль в шеренге занимал место новобранец Терис, для которого этот бой обещал стать первым большим сражением в жизни.