В конце двадцатиминутки лисы все-таки сумели пробиться к воротам сунгирцев - 0:1! В перерыве кольцо болельщиков стало вращаться вокруг поляны - переходили к новым воротам команд, благо "трибуны" из своих курток было переносить легко.

Во втором тайме сунгирцы смогли отыграться. Гол забил Саша. Счет 1:1, к общей радости, не изменился до конца встречи.

Футболистам вручили букетики зверобоя, Мамонт Николаевич пожал руки членам команд и сказал, что счастлив был увидеть своими глазами матч людей древнего каменного века.

- Ужинать, ужинать! - раздался громкий голос сахема-Володи.

Он сам колдовал сегодня над праздничным меню, в котором были археологический салат (капуста с рябиной) и хобот мамонта под соусом (так он называл тушеное мясо, приготовленное в особом соусе). Чай с мятой завершал пир.

За столом все признали, что ничего подобного никто не ел. Особенно понравился хобот мамонта. Решили сделать его фирменным блюдом археологов. Володя был страшно доволен.

- Я же говорил вам, что археолог - это прежде всего кулинар! - шутил он.

...Августовская ночь раскинула свой звездный зонт. Купы деревьев чернели неподвижными громадами. Красноватое пламя костра высвечивало молодые лица. Кто-то перебирал струны гитары. Олег Николаевич подошел к гитаристу Юре:

- Можно что-нибудь повеселее? - И сам напел мотив старинных студенческих частушек:

Сколь наш путь в минувшем долог,

Цим-ля-ля, цим-ля-ля!

Знает только археолог!

Цим-ля-ля, цим-ля-ля!

У костра подхватили мотив, добавляя все новые и новые куплеты.

Юра перебирал струны, подыскивая очередную песню. Подмигнул Оле:

- Давай нашу!

Оля кивнула, прислушалась к аккордам вступления:

...В Сунгирском овраге лежит мое сердце,

Посыпано охрой, покрыто песком,

В Сунгирском овраге лежит мое сердце,

Профессор не знает, не знает о том...

Песня неслась над костром, над поляной, летела в темноту ночи. Олег Николаевич спросил, кто автор слов, и, узнав, что Игорь Петрович, ласково улыбнулся ему.

- Мамонт Николаевич, я давно хотел вас спросить... - Игорь Петрович замялся, не решаясь сказать. - Были ли в вашей жизни необдуманные поступки, те, за которые вам потом было стыдно? Извините, конечно, за нетактичный вопрос.

- Ну, почему же, коллега, - Олег Николаевич подбодрил студента, такой уж сегодня вечер. А поступок? - Профессор задумался. - Было мне тогда лет четырнадцать-пятнадцать. И надобно вам сказать, друзья мои (у костра все притихли), чтобы понять происшедшее, что рядом с городком, где мы тогда жили, протекала река, неширокая, но порожистая и быстрая, с каменистым дном. Пошли мы как-то с другом гулять за город, с нами была наша ровесница Лена. Идем и подходим к мосту - железный, узкий, а по бокам перила изогнуты в виде арок. И ширина перил, так, примерно с полметра. Друг-то возьми и скажи: "А что, слабо пройти по перилам?" Лена, правда, промолчала, но мне показалось по ее взгляду, что и она так подумала. Перила-арки поднимались над мостом метров на десять, да еще от моста вниз прикиньте расстояние. Не долго думая я впрыгнул у края моста на чугунную тумбу, в которую упиралась арка, и пошел по узкой железной спине арки, раскинув руки. Не успели они опомниться, как я был уже на самом высоком месте перил, метров на двадцать над рекой, и тут я глянул вниз, зашатался, услышал девичий крик. Вбежать-то было легко, знаете, как на детскую железную горку для катания. А каково спуститься? От порыва ветра я покачнулся еще сильнее, внизу бурлила река. Оставалось встать на четвереньки (но внизу-то на меня смотрела Лена!) и, цепляясь руками, осторожно спуститься вниз. Поза, сами понимаете, не очень-то красивая, но другого выхода у меня не было. Когда я спустился, меня охватила дрожь от мысли, что минуту назад меня могло не быть. Потерять жизнь! За что? Не в бою, отдав ее за Родину. А просто так, по своей глупости. А мама, отец? Расширенными от ужаса глазами смотрела на меня Лена. Приятель молчал, глядя куда-то в сторону.