Шторм, к счастью не очень сильный, продолжался весь день, но опоры выдержали, и хотя меня один раз сдуло с крыши над крыльцом, вполне можно было работать под открытым небом.
Небольшой этот шторм был даже в какой-то мере нужен – он выявил наши слабые места, но любезно дал возможность их устранить. К исходу дня наше недостроенное жилище было надежно укреплено, все, что могло быть сдвинуто с места ветром, убрано в заветренные места около домов, а над лишенной крыши частью хижины Борхгревинка Кемпбелл укрепил брезент для защиты спальников и мешков с одеждой. Дикасон, взявший на себя временно обязанности кока, вымел многолетний мусор, и нежилое помещение приобрело очень уютный вид. Там мы жили до 4 марта, пока не перебрались в собственный дом.
Последующие несколько дней мы были целиком поглощены его строительством. Результаты делают нам честь, особенно если вспомнить, в какой обстановке мы работали.
Конечно, в обычных условиях, находясь в удобной позе и имея под рукой настоящий плотницкий молоток, вбить гвоздь сумеет каждый. Иное дело правильно его вогнать, когда вы стоите на стремянке, откинувшись на 60 градусов, обе ваши руки заняты – одна гвоздем, другая – двух– или трехфунтовым [0,9-1,4 кг] геологическим молотком, одной ногой вы упираетесь в ступеньку стремянки, а другая просунута между двумя другими ступеньками и для верности упирается в стропила каркаса. Я даже сегодня со стыдом вспоминаю, сколько напортачил в своей части крыши. Руки мои две-три недели были в ссадинах – геологический молоток предназначен для ударов по породе, а не по рукам. Как справедливо заметил кто-то из моих товарищей, «Северная партия превратилась в общество по приданию гвоздям S-образной формы».
Но хуже всего в нашей хижине было то, что никак не удавалось наложить шпунтовые сваи на слой Гибсоновской изоляции (мешковина, набитая морскими водорослями). Как мы ни старались, выход был один – срезать со сваи большую часть шпунта. Гибсоновский слой впоследствии оказался прекрасным изоляционным материалом, но в тот момент он не вызывал у нас особого восторга. Стоило разок, другой приложиться к мешковине ножом, и уже почти не отличить, где у него острие, а где тупая сторона. Тут надо было с невиннейшим выражением лица попросить нож у соседа. Успех предприятия полностью зависел от того, достаточно ли безмятежно выглядела ваша физиономия и был ли уже хозяин ножа лично знаком с прослойкой. Если был, то он с готовностью ссужал свой ножик – почему бы, мол, не дать, – и подходил поближе, чтобы лучше слышать, какие слова вы произнесете при попытке его использовать.
И все же, несмотря на трудности, а главное – нашу неопытность, работа неуклонно продвигалась вперед. Природа нам благоприятствовала: после первой бури две недели стояла необычайно теплая для этого времени года погода, и к 1 марта хижина была готова. Оставались мелкие недоделки, например сложить печь, настелить линолеум и еще кое-что в этом роде.
Мы были очень горды своей работой и, как показало будущее, имели на то все основания. Кое-где, правда, хижина получилась кривоватая, но зато она мужественно выдержала даже такие штормы, каких я прежде не видал, и уступила им только три-четыре доски из обшивки с наветренной стороны.