-- Эй, эй! -- услышал я крик. -- Не можно, не можно! Химия, химия!

-- Что делать, везде экология, -- сказал я, подходя к рыбаку.

Мы поздоровались. Рука у него была могучая. Но я вроде тоже крепко тиснул:

-- Нож у тебя есть? А то я первую открывал, палец чуть не сломал.

У него был и нож, и штопор, и стаканы. Правда, не граненые, пластмасса. Звука от чоканья не было, но выпили от души. И допили от души.

-- Слушай, -- сказал я, -- у меня еще одна есть. Но знаешь чего, давай ее выпьем в Румынии. Я везде был, а в Румынии не был. Или пристрелят? А?

-- То можно, -- сказал рыбак.

Мы столкали лодку на воду, сели. Мотор взревел, мы понеслись к румынскому берегу.

-- Вот тут, -- кричал я, -- наш Святослав, киевский князь -- слышал? -сказал: скорее камни со дна Дуная всплывут, скорее хмель утонет, нежели прервется русско-болгарская дружба! Вот тут, именно тут!

-- То так! -- кричал и кивал головой рыбак.

Обдуваемый ветром, обдаваемый брызгами, я чувствовал себя превосходно. И продолжал просвещать рыбака:

-- Отсюда, именно отсюда -- понял? -- от Суворова ушла депеша, донесение Екатерине, императрице, -- слышал? Депеша: "Слава Богу, слава нам, Тутрукан взят, и я там". Турок гнал отсюда. А Святослав печенегов изгонял. Его предали, Святослава.

-- Предал кто?

-- Кто! Свои, кто! Славяне. А в эту войну наши гнали отсюда фашистов, вот! А теперь мы с тобой тут собрались.

Лодка ощутимо ткнулась в отмель, я даже со скамьи слетел. Вытащили лодку на берег. Не успели изъять пробку, как подошли трое румын. Но не пограничники, тоже, может быть, рыбаки. Они по-русски не говорили, рыбак им объяснил, что я из Москвы. Восторг был превосходительный. Но что такое бутылка сухого на пятерых, это несерьезно.

-- Гагарин! -- кричали румыны. -- спутник! Дружба! -- и все примеряли на меня свои цыганские меховые шапки.

Дружба, оказывается, была не румыно-советская дружба, а нефтепровод "Дружба", спасающий страны Варшавского договора.

Дружба дружбой, а одними словами ее не укрепишь. Мужики смотрели на меня как на старшего брата в социалистическом содружестве, как на представителя сверхдержавы, защищавшей их от нападок империализма, да и просто как на человека, экономически способного оплатить продолжение радости.

-- Выдержит твоя лодка пятерых? -- спросил я рыбака. -- У меня только болгарские левы.

-- Хо! -- отвечал рыбак. -- левы они любят. Лишнего не давай.

Самый молодой румын умчался и примчался мгновенно. Принес какое-то "Романешти". Оно было хуже болгарского, но крепче. Очень интернационально мы выпили. И еще этот румын сбегал. И еще.

-- Парни, -- сказал я, -- меня эта песня про Дунай заколебала. Давайте споем, а то она из меня не выветрится. Диктую: "Вышла мадьярка на берег Дуная, бросила в воду венок. Утренней Венгрии дар принимая, дальше помчался поток. Этот цветок увидали словаки..." Я, правда, не понимаю, как мадьярка бросила венок, а дальше поплыл цветок, но неважно. Давайте разом. Три-четыре!

-- Мадьяры тьфу! -- сказал один румын.

-- Тьфу мадьяры, тьфу, -- поддержали его два других.