В Тбилиси друга отца принято называть дядей.

– Да ты что? – удивился Колесниченко. – Почему не пойдешь?

– Он вас обидел!

– Ты-то какое к этому имеешь отношение? Ты иди, у тебя дело.

Саша покачал головой.

– Я человек клановый, – твердо сказал младший Примаков, – я к нему не пойду…

Отцовский характер.

– Знаете, когда люди за границей оказываются, им есть чем заняться, столько соблазнов, – вспоминал Колесниченко. – А Саша приходил после работы ко мне, потому что он далеко жил, садился в моем кабинете и работал. До вечера сидел, писал. Он бы, конечно, далеко пошел. Это был необычайный парень.

Он учился в аспирантуре. Ему предлагали и корреспондентом в Каир поехать, и в науку идти. Но этому не суждено было случиться. Саша Примаков ушел из жизни совсем молодым человеком, внезапно, на руках у друзей.

– Это один из самых черных дней моей жизни, – говорит Валентин Зорин. – Саша Примаков был моим аспирантом. Трое аспирантов пошли дежурить в праздничный день – это было первое мая 1981 года. Прекрасный весенний день. Вдруг Саша схватил товарищей за руки и сказал: я умираю. И умер мгновенно.

Сердце не выдержало, как потом у матери, Лауры… Видимо, что-то такое по наследству от матери передалось. Саше Примакову было всего двадцать семь лет.

– Первым о смерти Саши узнал Виталий Журкин, будущий академик и директор Института Европы, – вспоминал Леон Оников. – Мне позвонил Журкин, и мы вместе повезли Сашину жену в больницу, зная, что он уже умер, и по дороге из последних сил старались не сказать ей об этом раньше времени.

Саша Примаков страдал сердцем, но умер так неожиданно, что никто к этому готов не был и не думал, что это может произойти.

– Сердечная болезнь у Саши проявилась внезапно? – спросил я у Оникова.

– Наш общий друг академик медицины Володя Бураковский мне сказал однажды: Саша умрет неожиданно. Так и получилось.

Когда это случилось, Примаков был в командировке в Мексике. Валентин Зорин с помощью посольства разыскал его в гостинице и сказал:

– Делай, что хочешь, но завтра ты должен быть в Москве.

– Он спросил, что случилось?

– Нет, но, наверное, догадался…

Друзья встретили его у трапа. Он спустился весь белый, и ему сказали:

– Саши больше нет.

Встречать его в аэропорт приехал и Владимир Иванович Бураковский. Он заказал «скорую помощь».

Томас Колесниченко:

– Вот они ехали с аэропорта в машине, а сзади «скорая помощь», чтобы оказать Жене помощь, если ему станет плохо.

Валентин Зорин:

– В полубессознательном состоянии мы доставили его домой, где лежало тело сына… Вот что ему выпало. Женя переживал это очень страшно. Если бы не дочь и внуки, он бы такое горе не перенес.

Томас Колесниченко:

– Он мальчика очень любил. Это была жуткая трагедия. Для него это и по сей день трагедия. А в то время и говорить нечего: невыносимое горе. До сих пор мы ходим на Сашину могилу, не забываем.

Люди вокруг Примакова узнали об этой трагической истории и понимали, что переживает Евгений Максимович.

Алексей Малашенко, доктор исторических наук, сотрудник Института востоковедения:

– Я помню, что как раз после смерти его сына был назначен ученый совет у нас в институте. Все собрались, и стояла мертвая тишина. Сидели почтенные ученые и не знали, как им выразить свое сочувствие. А Примаков держался замечательно, ни жестом, ни словом не показал, каково ему сейчас.