В отличие от меня команде никто не запрещал сходить на берег. Вот они и сходили, благо после похода каждому из них было на что погулять в припортовых тавернах. Но совсем уж не расслаблялись. И дежурная группа всегда была наготове. Да и далеко от порта наши гуляки не уходили. Парни взрослые, голову на плечах каждый имеет, понимает, что в городе лучше лишний раз не маячить, не дразнить горожан. Столько стражников в замке полегло от наших рук, а многие из них местные, с многочисленной роднёй и знакомствами. Могут и прибить в отместку где-нибудь в глухом переулке. Или не в переулке, а вообще на центральной улице, если случай подходящий подвернётся. Теперь в этом городе мы надолго заработали определённую славу. И опасаться нас будут, и ненавидеть. Отныне для местных мы будем словно острая кость в горле. Которую и не проглотить, и не выплюнуть. Какая тут дружба, какое вживание в общество? Чужие мы…

И Горивою я пока ничего не стал объяснять. Хочет он воспользоваться сложившейся ситуацией и на этой волне выторговать для своего князя преференции, так пусть пользуется. Не станет Даниэля, и нам всё припомнят.

Хотя тут же сам себе и возразил: пройдут годы, и люди многое позабудут. И снова переметнулся на другую сторону, противореча своему же новому утверждению. Нет, ничего никто не забудет. Молва людская долгую память имеет. Страх и ненависть в подкорке останутся.

Лучше уж всё-таки на том пустынном заброшенном берегу начинать строиться, там, где о нас ничего плохого никто сказать не сможет. Потому что нет никого вокруг, некому говорить. Тогда есть шанс постепенно укорениться, врасти в эту землю. Иначе же мы так и останемся захватчиками, и будут нас местные периодически на крепость проверять…

Думать нужно. Время на это у меня ещё есть до нашего возвращения в Псков, до встречи с Трувором…

А через неделю мы покинули город, увозя с собой искалеченного пытками парня. А я наконец-то вздохнул спокойно после нашего отплытия. Что-то неуютно мне стало в Данциге. Словно со всех сторон каменные плиты давят и душат.

Дальнейшее плавание прошло без каких-либо тревожных происшествий, только время в походе тянулось, словно резиновое. После того как вошли в Псковское озеро, я вообще не покидал палубу. Душа рвалась домой. Или к жене, что вернее. Погода при подходе к устью Великой немного испортилась, плотный и крепкий ветер разогнал порядочную волну на озере. Половину парусов пришлось убрать, но скорость у нашего струга при таком ветре практически не упала.

Стоял наверху, пока окончательно не вымок и не продрог под резким пронизывающим ветром. Крутые волны смачно и глухо били в скулу струга, стараясь свернуть его с курса, вздымались вверх веером холодных брызг. Ветер радостно подхватывал их, бросал на одежду, свистел издевательски надо мной в канатах. В конце концов я не выдержал – замёрз почти до посинения, зуб на зуб не попадал, – и спустился в каюту. Переоделся, развесил мокрую одежду сушиться на вешалке и завалился на койку. Что-то у меня этот поход больше проходит в горизонтали. Старею, наверное, всё лежу да лежу, уже ямку в досках пролежал.